Молитва. Это напоминает мне…
— Ты хочешь что-нибудь сказать? — спрашиваю я, целуя ее в макушку.
Она кивает, прильнув к моей груди и поднимает на меня остекленевшие глаза.
— Спасибо, — говорит она, и искренность в ее голосе режет меня на куски. — Не… Я не могу поверить, что ты все это сделал. Для меня.
Улыбаюсь и большим пальцем смахиваю слезу с ее щеки.
— Начинаю понимать, что есть мало чего, что я бы не сделал для тебя.
Это заставляет Рейн тоже улыбнутся.
— Например?
— Чего бы я не сделал для тебя?
Она кивает, и озорной огонек возвращается в ее грустные красные глаза.
— Даже не знаю… не стал бы мочиться на Тома Хэнкса, если он был бы в огне?
Из Рейн вылетает смешок с влажным звуком, и она прикрывает сопливый носик локтем, хихикая. Это самая милая вещь, которую я когда-либо видел.
Наблюдая за ней, стараюсь запомнить каждый звук, каждую веснушку, каждую ресничку. Знаю, что это глупо. Знаю, что не могу взять с собой эти воспоминания так же, как не могу взять ее, но я все равно держусь.
Если она нужна всадникам, им придется вырвать ее из моих холодных, мертвых рук.
Когда ее смех затихает, я указываю подбородком на могилы.
— Я имел в виду, есть ли что-нибудь, что ты хочешь сказать им?
— О, — лицо Рейн мрачнеет, когда она поворачивается, чтобы снова взглянуть на два холмика земли, — нет, — говорит она с разбитым сердцем, но все еще с надеждой на лице. — Я скажу им лично, когда увижу их снова.
Я киваю, надеясь, что это случится позже, а не раньше.
— Итак, что же нам теперь делать? — Рейн шмыгает носом, оглядываясь по сторонам. — Каков новый план?
— Мой единственный план — сидеть в том домике на дереве, — я указываю в сторону деревянной коробки в нескольких ярдах от меня, — смотреть, как садится солнце с этой супер-горячей девушкой, которую я похитил несколько дней назад, а затем, возможно, приготовить ей ужин. Я видел, что в этом месте есть спагетти и блинный сироп.
Рейн сдвигает свои тонкие темные брови:
— Ты хочешь сказать, что ты просто… сдаешься?
— Нет, — говорю я, беря ее за руку и ведя к нашему домику, подальше от этого гребаного дома ужасов. — У меня просто поменялись приоритеты, вот и все.
— Что ты можешь предпочесть выживанию? — спросила Рейн, оказавшись на одном уровне со мной, когда поднялась на первую ступеньку лестницы в домик на дереве.
— Жить, — улыбаюсь.
Затем я наклоняюсь вперед и целую свою девушку, пока еще могу.
ГЛАВА XXV
Рейн
«Жить».
В тот момент, когда губы Уэса касаются моих, я понимаю, что он имеет в виду. Все эти смерти — прошлые и будущие — исчезают, и остается только он — мое живое, дышащее настоящее.
Меня переполняет любовь к нему. Я люблю его за то, что он вернулся за мной. Я люблю его за то, что он спас мне жизнь, хотя у меня осталось всего несколько часов. Я люблю его за то, что он сделал для моих родителей, я же была слишком слаба для этого.
— Я люблю тебя, — шепчу ему в губы, нуждаясь в том, чтобы сказать это вслух. Нуждаясь, чтобы он услышал меня.
Уэс сначала не отвечает. Он просто закрывает глаза и прижимается своим лбом к моему. Все, что он собирается сказать, кажется мне важным, поэтому я задерживаю дыхание, когда он делает один глубокий вдох, достаточный для двоих.
— В тот момент, когда я увидел тебя — понял, что мне конец, — его голос хриплый и низкий. — Я знал это, когда использовал свою последнюю пулю, чтобы вытащить тебя из «Бургер-Пэлас», вместо того чтобы сохранить ее. Я знал это, когда проделал тот дурацкий трюк с собаками, вместо того чтобы оставить тебя в «Хаккаби Фудз». Я знал это, когда в меня стреляли из-за тебя, когда у меня спустило колесо по твоей вине, и когда вернулся в горящее здание, чтобы найти твою задницу. Все это время я думал, что ты отвлекаешь меня от моей миссии, но только когда ты ушла, я понял, что ты была моей миссией.
Уэс открывает глаза, и его зрачки впиваются в меня.
— Мне кажется, я оказался здесь, чтобы найти тебя, Рейн. Просто жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять это.
— Не извиняйся, — шепчу я сквозь комок в горле. — Прости. Похоже, я была настоящей занозой в заднице.
Уэс смеется и эта картина настолько прекрасна, что мне кажется, будто я смотрю на солнце. Мысленно фотографирую его таким, каким он выглядит сейчас, — подсвечиваемый сзади оранжевым небом, с улыбкой полумесяцем и белыми сверкающими зубами, и прядью каштановых волос, задевающей его идеальную скулу. Я хочу запомнить этот момент навсегда.