Спасибо, бля.
Я наклоняюсь и целую ее встревоженный, сморщенный лобик.
— Постарайся расслабиться, ладно? Всадники не настоящие. Что бы ни приближалось, — это от человек. И если это что-то человеческое, — я открываю левую часть своей гавайской рубашки, чтобы показать ей свой новый аксессуар, — мы можем это убить.
Плечи Рейн расслабляются, когда она мужественно кивает мне.
— Сядь.
Она похлопывает по ковру, и я замечаю чистую повязку, мазь с антибиотиком, таблетку и стакан воды, разложенные на бумажном полотенце рядом с ней.
Эта картина заставляет меня чувствовать себя так, словно меня ударили в самое сердце.
— Уэс?
Я прикусываю губу и пытаюсь сосредоточиться на приближающихся снаружи звуках: размалывания, грохота, скрежета, а не на ощущении жжения в глазах.
— Малыш, ты в порядке?
Малыш.
Я никогда ни для кого не был гребаным малышом, даже когда был ребенком. Но по какой-то долбаной причине, которую не понимаю, я стал ее малышом. Может быть, однажды, когда со мной будут обращаться так, как будто я что-то значу, это не будет так чертовски ранить, но надеюсь, что нет. Надеюсь, что это будет потрошить меня каждый раз, всегда, как напоминание о том, что эта девушка — гребаное чудо.
— Да, — шепчу я, прочищая горло и опускаясь на колени рядом с ней.
Рейн застенчиво улыбается мне, работая над моей рукой, слегка подскакивая от мелящих, скрежещущих, грохочущих звуков, приближающихся снаружи. Я засовываю кефлекс в рот и глотаю, не сводя с нее глаз.
— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает она, глядя на меня из-под длинных темных ресниц.
— Потому что я чертовски люблю тебя.
Улыбка на ее лице озаряет темную комнату. Это самая милая вещь, которую я когда-либо видел, и я внезапно не могу дождаться того, что приближается сюда, чтобы убить и превратить его зубы в драгоценности для нее.
Особенно когда очередной удар заставляет ее ахнуть и прикрыть эту прекрасную улыбку обеими руками.
Мы вновь поворачиваемся к окну, когда огни освещают шоссе. Перевернутая «королла» справа от подъездной дорожки начинает накреняться и двигаться, царапая асфальт, когда Рейн поднимает на меня глаза.
— Слушай меня, — обхватываю ее лицо руками, привлекая внимание и внушая, — всадники не настоящие. Ты меня слышишь? Что бы это ни было, за всем этим стоят люди. Люди, которые, черт возьми, умрут, если попытаются тронуть хоть один волосок на твоей голове.
Рейн кивает, когда раскачивающийся седан в конце подъездной дорожки перекатывается на бок и сносит ее почтовый ящик. Мы оба одновременно поворачиваемся, наблюдая, как источник движущей силы появляется в поле зрения.
— Это не…
— Бульдозер! Рейн пулей срывается с места.
Я хватаю фонарик и бегу за ней, но к тому времени, как я спускаюсь вниз, входная дверь уже широко открыта.
— Черт возьми! Рейн, стой!
Я не успеваю догнать ее, пока она не оказывается почти в конце подъездной дорожки. Сумасшедшая подпрыгивает и размахивает руками. Бульдозер замедляет ход, в то время, как я бросаюсь вперед, толкаю ее за спину и хватаюсь за револьвер под рубашкой.
— Ну, черт, засекли! — слышится громкий голос из кабины машины, работающей на холостом ходу.
Я свечу в его сторону фонариком и вижу Квинтона и Ламара — братьев из магазина «Бакс Хардвеа», прикрывающих глаза от света.
Я опускаю фонарь, но держу руку на пушке.
— Ты починил его! — кричит Рейн, подпрыгивая у меня за спиной.
— Я говорил вам, что нам не нужно волноваться о проколотых шинах! — кричит Ламар, перекрывая рычание двигателя.
— Наконец-то эта чертова штука заработала, — добавляет Куинтон, — как нельзя кстати — деревенщинам в городе окончательно снесло крышу.
— Мы убираемся отсюда к чертовой матери, — добавляет Ламар. — Вы с нами?
— Да! — кричит Рейн, выглядывая из-за моей руки.
Квинтон салютует ей, и я не знаю, хочу ли снести ему голову за то, что он так смотрит на нее или похлопать по спине за то, что он делает ее такой чертовски счастливой.
Лично мне плевать, останемся мы или уйдем. Пока Рейн со мной, мы могли бы жить в дупле дерева, черт возьми, мне все равно. Припасы, укрытие, самооборона — теперь это просто глазурь на ванильном торте.
— Мы будем сразу за вами, — я убираю пистолет в кобуру и киваю ребятам.
Я не доверяю им — я не доверяю никому рядом с моей девушкой, у кого есть член, — но сервайвелист во мне распознает хороший ресурс, когда видит его.
Я следую за Рейн, когда она врывается обратно в дом, пролетая через кухню в гараж. Я свечу фонариком перед собой, захожу в затхлое, сырое помещение и обнаруживаю очень возбужденную Рейн, стоящую рядом с очень крутым «Кавасаки-Ниндзя».