— Тебе чего, Ракким? — Сперва мускулистый юноша в футболке с капюшоном попытался вырваться, а теперь всем своим видом демонстрировал уязвленную гордость. — Руки убери!
— Скверный мальчишка! — Ракким щелкнул его по носу украденным бумажником, и Энтони-младший растерянно захлопал себя по карманам. Он даже не заметил, как бывший фидаин вытащил его добычу.
— Если тебя арестует полиция, — Ракким щелкнул его по носу сильнее, — позор падет на твоего родителя. А если схватят «черные халаты» — останешься без руки.
Энтони-младший выпятил челюсть. Совсем как отец.
— Отдай мои деньги!
Ракким сгреб его за шиворот и подтолкнул к выходу. Обернувшись, он увидел охранника со шрамами на лице.
— Юный брат нашел это и не знал, кому вернуть. — Ракким протянул бумажник. — Может быть, ты об этом позаботишься?
— Я видел, где юноша подобрал его. Похоже, кто-то уронил кошелек прямо в карман торговца.
— Зоркие же глаза у юного брата, если он сумел разглядеть его там.
Брови охранника удивленно поползли вверх, и на миг его лицо обрело прежнюю красоту.
— Ступай, фидаин. — Он взял бумажник. — Да пребудет с тобой Аллах.
— А разве у нас есть выбор?
Ракким двинулся к ложам для высокопоставленных особ.
Энтони Коларузо-старший даже не поднял глаз на усевшегося рядом бывшего фидаина.
— Не думал, что ты снова появишься. — Он поднес ко рту хот-дог, роняя на колени кусочки маринованных овощей и рубленый лук.
— Кто-то должен за тобой присматривать.
Вместо ответа коренастый детектив средних лет, с печальными глазами и внушительным животом, молча заглотил очередной кусок хот-дога. Соус «пикадилли» капал с его коротких волосатых пальцев.
ВИП-ложи на стадионе предоставлялись местным политическим деятелям, корпоративным спонсорам и высшим армейским чинам. Самые удобные из них были зарезервированы для фидаинов. Простой полицейский Коларузо к таковым не относился, да к тому же исповедовал католицизм и потому в зону для избранных сумел попасть лишь по приглашению Раккима.
Защитник «Бедуинов» перехватил мяч, поднес к уху и отступил назад. Затем он, резко бросившись вперед, сделал подачу своему любимому принимающему. Движение оказалось таким быстрым, что глаза не успели отследить его, хотя ладонь игрока размерами не уступала листу веерной пальмы. Резиновый снаряд вознесся к облакам, а принимающий сорвался с места, оставив далеко позади прикрывавших его товарищей. Он мчался во весь дух, уже касаясь мяча кончиками пальцев, но тут его кроссовка зацепилась шипом за траву, и принимающий растянулся во весь рост, а мяч запрыгал по полю. Волна разочарованного гула прокатилась над трибунами.
Ракким снова бросил взгляд на верхние ярусы. Сара по-прежнему не появилась. Он сел. Сара не придет. Ни сегодня, ни в любой другой день. Ракким от души врезал по спинке переднего кресла, едва не сорвав его с креплений.
— Вот не знал, что ты так переживаешь за «Бедуинов», командир, — заметил Коларузо.
— Они разрывают мою печень!
Принимающий валялся на траве, а по всему стадиону стонали фанаты «Бедуинов». Неподалеку кто-то принялся выкрикивать угрозы, и тощий «черный халат», сидевший в секторе фундаменталистов, встревоженно зашарил глазами по рядам болельщиков. Раккиму шериф религиозной полиции, с его растрепанной бородой, торчавшей из-под черного тюрбана кустом ежевики, больше всего напоминал рассерженного кальмара. Тот, шурша халатом, ерзал в кресле, пытаясь высмотреть нарушителя, потом, сощурив глаза, пристально уставился на Коларузо в заляпанном горчицей сером костюме.
— Энтони, кажется, этот евнух в тебя влюбился.
— Тише говори. — Детектив вытер губы салфеткой.
— Но это же свободная страна, разве не так… офицер?
Страна пока действительно оставалась свободной.
Большую часть населения составляли мусульмане, однако в основной своей массе умеренные. Цивилизованные миряне, официально принявшие ислам, но не одержимые пылом фундаменталистов.
Приверженцы жесткой линии хоть и состояли в меньшинстве, тем не менее благодаря присущей им безжалостной энергии сумели обеспечить себе политическую власть, абсолютно несоразмерную собственной численности. Конгресс пытался их унять, постоянно увеличивая расходы на мечети и религиозные школы, но аятоллы с их борцами за общественную нравственность, «черными халатами», всегда оставались недовольны.