— Слушай, — рука Степана слабо сдавила пальцы Пулата, — я знаю, что за нами придут. Уверен — придут. Помнишь, когда произошел обвал, тогда ты не перестал ходить в дозор. Ты выполнял приказ. Сейчас иди к нашим навстречу, пробивайся через перевал. Отсюда восхождение легче. Ты сильный. Я знаю — ты никогда не нарушишь данного слова. А ты дал его. То, что случилось с нами, это для тебя испытание. Я верю — ты выйдешь из него еще более мужественным и честным. Делай же так, как приказываю я. Обо мне не думай. Я буду ждать и дождусь!
— Степа, — Пулат гладил руки друга, его худое, обросшее лицо, — зачем ты говоришь так? Я могу отвести его на заставу, могу, но я не могу оставить тебя здесь одного. Не оставлю!
— Ты поведешь его завтра утром. — Степан улыбался, слабо покачивая головой. — Сегодня надо все приготовить. Нажарь мяса, проверь снаряжение, выспись.
— Не буду.
— Я приказываю тебе.
— Ты больной. Сейчас я старше.
— Нет, я не передавал тебе своих прав и обязанностей. Кроме того, я советую тебе как секретарь комсомольской организации.
— А если с тобой что-нибудь…
— Пулат, разве можно так думать? Ты же знаешь, что со мной, с нашей дружбой ничего не может случиться. Дай мне наш рюкзак.
Удивленный Пулат нерешительно протянул ему мешок.
Медленно, с большим трудом Степан вытащил из него фотографию товарища Сталина, с которой никогда не расставался.
— Дай мне карандаш. Я должен написать…
И неверным почерком на обратной стороне портрета Степан написал:
«Мы клянемся Вам, что не пропустим врага на нашу священную землю.
Работайте, дорогой Иосиф Виссарионович, спокойно, шлем вам самый горячий пограничный привет!»
— Прошу тебя, — протянул он портрет Пулату, — отправь сразу же, как придешь на заставу. И еще… в случае… если… сам понимаешь… напиши обо всем маме. А впрочем… — Степан вдруг расправил плечи, — умирать я еще не собираюсь, Пулатище! Мы еще с тобой не одного «профессора» научим кое-каким наукам!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Наступал вечер, последний вечер.
Завтра утром Пулат должен был вести чужого через перевал.
Друзья-пограничники рассчитали, проверили все, что предназначалось для перехода. Впрочем, многого, что было крайне нужно, не оказалось. Продукты — одно подкопченное мясо архара. Сапоги пулатовы изодрались; правда, он, как мог, починил их. Чужой ослаб. Не было сухого спирта, без которого высоко в горах не растопишь снега для питья.
Окончательно Степан уговорился с Пулатом так: довести чужого только до гребня. Спуск по другую сторону очень труден, поэтому Пулат станет давать с гребня сигналы, ну а там уж…
До темноты Пулат в третий раз ушел собирать сухие ветки терескена — запас топлива для Степана.
Степан караулил чужого. Тот залез с головой в мешок и даже не стал ничего расспрашивать, когда ему сказали о завтрашнем походе. Отозвался только:
— Хорошо.
«Отсыпается, наверное, — думал Степан, — силы копит, надеется, что ему удастся напасть. Пожалуй, напрасно Пулат пошел за этим хворостом. Ему бы тоже надо спать».
И самого Степана клонило ко сну. Опять кружилась голова. Руки налились свинцом. Стараясь не делать резких движений, Степан подвинул спальный мешок ближе к выходу. В висках у него резко стучало. Дышал он трудно, с шумом.
За входом, сквозь неподвижный прозрачный воздух, вдали на большом леднике отчетливо виднелись трещины. Солнце заходило и точно розовой глазурью покрыло лед и снег. На востоке сдвинулись, сгустились облака. Одно розовое облако прислонилось к пику, похожему на раскидистую палатку.
Но и у выхода из пещеры Степану дышалось не легче. Чтобы не уснуть, он прислонил голову к холодной каменной стене и сидел так, потеряв всякое представление о времени. Шорох быстро приближающихся шагов вывел Степана из оцепенения. Пулат вбежал и, споткнувшись о мешок, едва не упал на Степана.
— Ракетница где? — закричал он. — Давай ракетницу! — Пулат размахивал руками. — Там на облаках! Наши на облаках, понимаешь?!
Чужой заворочался, пытаясь вылезти из мешка, но Пулат, не слушая вопросов Степана, накрепко скрутил нарушителя.
Чужой вырывался и злобно визжал.
— Что с тобой? — крикнул Степан.
Ему показалось, что Пулат лишился рассудка. А Пулат уже тащил Степана:
— Идем, идем, там наши! — На ходу Пулат щелкал ракетницей, заряжая ее. — Понимаешь? Не понимаешь?
Поддерживая Степана, Пулат провел его вокруг выступа скалы на площадку, откуда свободно были видны до самого горизонта запад и восток.