Знания, которые не употребляешь, неизменно утрачиваешь. В грустной справедливости этой старой истины Андрей убеждался, беседуя со своими инженерами. Кое-кто из них уже не мог решить простейших дифференциальных уравнений, рассчитать реле. Путаясь, неуверенно вспоминали они основные формулы и почти все они не знали характеристик новых типов приборов, радиоламп, изоляционных материалов. От драгоценного, некогда грозного оружия остались запыленные временем обломки. Но странное дело: почти никого из инженеров не смущала эта грустная картина разрушения. Большинство из них недоумевало — зачем это Лобанову понадобилось ворошить полуистлевший каталог их знаний.
Пожилой инженер Кривицкий не удержался, сказал Лобанову:
— От того, что я позабыл тензорное исчисление, Андрей Николаевич, ремонт пирометров не задерживался и не задержится ни на один день.
— Возможно, — уклончиво сказал Андрей. Пока что он предпочитал спрашивать и слушать.
— Один мудрый человек так сказал: заблуждаются люди не потому, что не знают, а потому, что воображают себя знающими. Это, конечно, относится к нашему брату, производственнику. А вам… — Кривицкий внимательно осмотрел свой длинный желтый ноготь на мизинце, пощелкал им, зацепив за большой палец. — Да-с, так вот, напрасно вы надеетесь что-нибудь изменить от того, что ткнете нас носом в нашу теоретическую серость. Позвольте на правах старшего по возрасту предупредить вас, — со стороны ваш розовенький энтузиазм покажется смешным.
Андрей заставил себя спокойно улыбнуться:
— Другой мудрый человек сказал, что привычка находить во всем только смешную сторону есть самый верный признак мелкой души, ибо смешное лежит всегда на поверхности.
Откровенный цинизм Кривицкого раздражал, зато после разговора с Борисовым перед Андреем со всей серьезностью встала опасность положения.
Поначалу разговор долго не вязался. Борисов, и без того молчаливый, насупив сросшиеся черные брови, сидел, не поворачивая головы, попыхивая трубкой, и цедил сквозь зубы скупые односложные слова. И вот, как это бывает иногда, каким-то с виду малозначащим вопросом Андрей словно коснулся самого заветного, скрытого и болезненно саднящего. Лицо Борисова как будто окаменело, скулы побелели. Он вынул трубку, стиснул ее в сцепленных руках.
— Вы думаете, я не понимаю? Ведь я институт кончил всего два года тому назад. Работал до этого дежурным монтером на станции. Работал, а по вечерам учился. Дома смеялись надо мною: четвертый десяток пошел — студентом сделался. Но я понимал, что без образования нет у меня никакого интереса к жизни. Когда попал я в лабораторию, мне казалось, что вот тут-то и начинается самое главное, ради чего стоило ночи не спать, ломать привычное. Сколько замыслов у меня было… Что же получилось? Да ничего. Завертело, закрутило среди этой окрошки из мелких делишек, и не успел оглянуться — прошел год, другой… Я входил сюда как в святилище, храм науки, а оказалось, что это просто мастерская «Метбытремонт» — «чиню-паяю». Незачем было институт кончать. Хватило бы и техникума. Я до сих пор еще барахтаюсь. Читаю журналы, задачки решаю, лишь бы не забыть. Перетряхиваю свое имущество, нафталином пересыпаю. Да что толку? Этим не спасешься. А многие плывут по течению. И все-таки если ковырнете поглубже, то почти каждый из них переживает. Даже такой, как Кривицкий. Ведь его цинизм — это маска. На самом деле он не меньше меня страдает за лабораторию. Повсюду начинается борьба за новую технику, люди решают интересные проблемы, ищут, создают, а мы как будто приплыли в заплесневелую заводь. Пробовали мы не раз вместе с Маей Константиновной повернуть дело как надо. Да, видать, не сумели. То ли сил нехватило, то ли умения. Одно могу сказать вам, Андрей Николаевич, — начинать надо не с нас, а сверху, с управления, с техотдела, с главного инженера. За нами остановки не будет. Мы истосковались по настоящей работе. Я головой хочу работать, думать хочу!
Ничего не ответил ему Андрей. Обещать он не любил, а в утешениях Борисов не нуждался. Борисов ни на кого не жаловался, он взваливал на себя всю ношу вины. Так мог поступать только сильный человек. Рано или поздно, он добился бы своего. С этой минуты Андрей почувствовал, что нашел верного товарища. По-братски поделились они суровой заботой о судьбе их лаборатории, и Андрей сам не заметил, как горькое разочарование, что капля за каплей наполняло его эти дни, сменилось злой решительностью — драться, драться и победить.
Добросовестно просмотрел отчеты, оставленные Маей. Наладка старых регуляторов, разработка нескольких простеньких схем из учебников, безучастная регистрация аварийных случаев, ремонт, подгонка стандартных реле под новые условия, снова ремонт. Он видел воочию, как избалованные отсутствием препятствий, развращенные легкостью текущих поручений постепенно зарастали чертополохом мнимого благополучия самые ценные качества людей.