— План это не догма…
— План это приказ, — холодно возразил Андрей. — Тем более, что он утвержден вами.
Это уже походило на прямой вызов. Когда во время диспетчерского совещания начальники цехов обратились с жалобами, что Лобанов отказывается принимать в ремонт приборы, главный инженер решил, что тут какое-то недоразумение. Теперь выходило, что это было обдуманное решение. Конечно, он мог заставить, приказать, и Лобанов обязан был повиноваться, но его интересовали намерения нового начальника лаборатории.
— Вы что же, хотите перессориться со всеми начальниками отделов и служб? — спросил с любопытством главный инженер.
— Нет, зачем? Просто я хочу заниматься своим делом.
— Думаю, что вы избираете неверную линию. Вам следует начать с того чтобы изучить запросы предприятия и продумать, как лучше удовлетворить их, а вы начали с того, я слыхал, что оборудовали себе отдельный; кабинет. Верно?
— Верно, — равнодушно согласился Андрей.
Главный инженер укоризненно вздохнул, его упрек, как видно, не достиг цели.
— Вот видите, какое неудачное начало. Вместо того, чтобы поглубже залезть в нужды предприятия…
— Предприятие нуждается прежде всего в хорошей лаборатории и в частности, чтобы в ней было место, где начальник и ведущие инженеры могли бы сидеть и думать, не зажимая уши. — И, не давая больше прерывать себя, Лобанов методично, пункт за пунктом, изложил все свои требования — результаты недельной работы. Тут было и создание экспериментального цеха, и закупка новых приборов, и штаты, и ремонт помещения, и обеспечение консультантами. Главный инженер сперва удивленно поднял брови, потом недоверчиво улыбнулся, но видя, что Лобанов не обращает внимания на эти знаки, нахмурился и нетерпеливо забарабанил по столу.
— Все? — спросил он с видом величайшего терпения.
— Нет, это программа-минимум.
— Вы что же, намерены только просить?
— Не просить, а требовать то, что положено, — сказал Лобанов, раздельно выговаривая каждое слово.
— Если бы вы не были новичок, я бы вас просто выставил за дверь с вашими требованиями! — с грубоватым добродушием сказал главный инженер. — Что вы думаете, мы тут олухи царя небесного? Сами не знаем, что к чему? Мы на земле живем! На земле, — с удовольствием повторил он, — не на небесах. Откуда я вам высижу денег, людей, приборы? У нас плановое хозяйство, мой дорогой. Дойдет до вас очередь, — пожалуйста, а до тех пор мобилизуйте-ка свои ресурсы. — Тут он выбрался на гладкую дорожку испытанных доводов, не раз уж с успехом примененных для обуздания слишком настойчивых начальников отделов.
Обычно в таких случаях дело кончалось тем, что он подписывал какое-нибудь одно из десяти требований и начальник цеха уходил от него, довольный своим упорством. Поведение Лобанова не обещало ничего похожего. Он сидел, закинув ногу на ногу, болтая носком в такт словам главного инженера.
«А говорили, что он теоретик, не от мира сего, — подумал главный инженер, следя за его носком, — что-то непохоже».
— Прекрасно, — сказал Лобанов, — я полностью согласен насчет планового хозяйства. Это мне облегчает задачу.
Он снова открыл папку и стал читать:
— Закупленные в начале года по заявке лаборатории приборы разошлись по следующим станциям… Деньги, запланированные на оборудование, израсходованы на самом деле: а) на ремонт пишущих машинок; б) на приобретение арифмометров для бухгалтерии… — он бесстрастным голосом перечислил все до копейки.
— Далее. Восемь человек, числящихся в штате лаборатории, работают в разных отделах.
— Безобразие! — вырвалось у главного инженера.
Лобанов слегка повернул к нему голову.
— Кстати, один из ваших секретарей числится работником лаборатории.
Лицо главного инженера побагровело. Он еще секунду силился удержаться и вдруг, отвалившись на спинку кресла, захохотал, подняв руки кверху.
Мая Устинова с тревогой поджидала возвращения Андрея. Час назад он ушел к главному инженеру. Устинова позвонила к секретарше, и та подтвердила, что Лобанов еще сидит у главного. Мая оформляла протоколы испытаний. Эта работа не требовала особого внимания, и мысли ее были свободны. Она думала о том, что если Андрею удастся осуществить свои замыслы, то это будет означать, что она не сумела, что она оказалась слабой, неспособной наладить работу лаборатории. А в то же время, как станет тогда интересно работать! У нее даже путались мысли, когда она представляла себе, какую уйму интереснейших дел можно будет сотворить. Ну и пусть! А она все-таки уйдет. Она не вынесет насмешек над собою. Все равно, если ей и не скажут в глаза, то за спиной обязательно будут ухмыляться. Наплевать! Ведь судачат же некоторые в отделах про Андрея, склоняют по всякому поводу его имя: он — и неудачник в науке, он и карьерист, бюрократ и эгоист.