Ч е л о в е к в к о т е л к е. Здравствуйте, молодые люди!
Т и м к а. Здравствуйте…
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Вы давно здесь сидите?
Т и м к а. Давно. А что?
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Приятеля потерял. Он тут не проходил? В черном костюме, в сапогах. Высокий такой…
А р к а д и й. В черном костюме?
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Да, да! И в сапогах.
А р к а д и й (после паузы). Нет… Не видели.
Т и м к а. Тут никто не ходит: место глухое…
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Так… так… Куда же он мог деться!.. А ты что ж, клетку чинишь?
Т и м к а (вздрогнув). Чиню.
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Птиц, значит, ловишь?
Т и м к а. Ага… Ловлю.
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Так… А каких?
Т и м к а. Всяких. Щеглов ловлю, синиц… Знаете, синиц? Свистят вот так: пинь… пинь… тара-рах… тиу! (Свистит три раза синицей.)
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Хорошо свистишь! Молодец! (Идет в глубину кладбища.)
Т и м к а (вскочив). Пинь… пинь… Тарарах!..
Человек в котелке возвращается.
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Ну что ты скажешь! Как сквозь землю провалился!.. (Протягивая Аркадию портсигар.) Прошу, молодой человек!
А р к а д и й. Спасибо… Я не курю.
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Похвально! (Тимке.) А вы?
Т и м к а. Я… иногда…
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Прошу!
Т и м к а. Спасибо. (Закуривает от спички, зажженной человеком в котелке. Неумело затягивается, кашляет.) Сорт непривычный.
Ч е л о в е к в к о т е л к е. А вы какие курите?
Т и м к а. Я попроще.
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Это не ваш ли окурочек? (Показывает Тимке окурок.)
Т и м к а. Мой!.. Я раньше там сидел…
Ч е л о в е к в к о т е л к е. Ну, ну… Всего хорошего, молодые люди. (Уходит.)
Т и м к а. Иди, иди… Тоже, Шерлок Холмс… Окурки подбирает…
А р к а д и й. Шпик?
Т и м к а. Ну да! Я поэтому папиросу и взял! Не зря, думаю, выпытывает, курим мы или нет.
А р к а д и й. Молодец, Тимка!
Тимка кричит три раза кукушкой. Из-за памятника выходит П е т р А л е к с е е в и ч Г о л и к о в.
П е т р А л е к с е е в и ч. Ушел?
Т и м к а. Ушел!
П е т р А л е к с е е в и ч. У самого кладбища увязался. (Аркадию.) Что, сынка, обиделся? Родной отец признавать не хочет?
А р к а д и й. Я, папа, даже растерялся. Думал, может ты не узнал меня?
П е т р А л е к с е е в и ч. Сына да не узнать! А потом понял?
А р к а д и й. Понял! Конспирация, да?
П е т р А л е к с е е в и ч. Она самая, сынок! (Смеется.) Ишь, слова какие знает! Правильно! Растите, помощнички, скорей… Нам народ нужен. Мать как? Сестренка?
А р к а д и й. Сегодня опять с обыском приходили.
П е т р А л е к с е е в и ч. Ничего, сынка, потерпите. Скоро все переменится! Тима, есть кто-нибудь?
Т и м к а. Все здесь, Петр Алексеевич!
П е т р А л е к с е е в и ч. Ладно… Аркадий, не уходи: нужен будешь.
А р к а д и й. Ладно.
П е т р А л е к с е е в и ч. Смотри, Тима, как следует. (Уходит в глубину кладбища.)
Т и м к а. Хороший у тебя отец… Веселый…
А р к а д и й. Хороший… Он со мной как товарищ. (Помолчав.) Что в училище?
Т и м к а. А ничего! Семку Ольшевского немка вызвала глаголы спрягать, а он не учил! Мигает мне, мол, выручай, а я сам не знаю! Ну он и начал: «ду хаст, эр… это самое… хат, вир хастус...»
А р к а д и й. Хастус?
Т и м к а. Ну да! Немка разозлилась — страх. Сами вы, говорит, хастус!
А р к а д и й. Ай да Семка!
Далекий свист. Тимка вскакивает на плиту, смотрит, свистит в ответ.
А р к а д и й. Кто?
Т и м к а. Семка Ольшевский и Виктор Карташев.
А р к а д и й. Карташев? Как это его дома отпустили?
Т и м к а. Не знаю. С боем наверно!
Появляются О л ь ш е в с к и й и К а р т а ш е в.
О л ь ш е в с к и й. Это самое… здравствуйте! Подальше не могли забраться? Что в городе делается!
Т и м к а. А что?
О л ь ш е в с к и й. Как что? Это самое… забастовка! На заводе бастуют, слесарные мастерские бастуют, в депо бастуют! Казаков понаехало! Полиция стоит!
К а р т а ш е в. Ремесленного учителя арестовали!