Они тронулись в путь — солдаты Правды и Мира. Старик долго смотрел им вслед. Девочка-горянка шла впереди. Матрос часто оборачивался назад и махал ему рукой.
Вот они уже давно скрылись за холмом. А Ло Со Иен все еще стоял и кланялся в ту сторону, куда ушли эти люди, что вернули ему, старику, молодость.
Звезды на небе росли, становясь крупнее, чище и ярче.
Евгений Воеводин
БЕГЛЕЦЫ
Рассказ
Наконец все приготовления к встрече Нового года были окончены, и в девятом часу я пришел домой — побриться, переодеться и захватить стихи. Мама открыла мне дверь и спросила, не видел ли я Володьку. Она тоже собиралась идти встречать Новый год к знакомым, а Володьку нужно было накормить и уложить спать. Я ответил, что пойду в сад, может быть он катается там на лыжах.
— Подожди еще полчаса, — сказала мать. — Не появится, — пойдешь, поищешь. Господи, сколько с вами нервов треплется; думаешь, ты лучше был?
Я только улыбнулся в ответ.
Открыв ящик стола, чтобы достать стихи, я понял, что мне надо идти не в сад — искать Володьку, а немедленно бежать в милицию. Поверх моих бумаг, конспектов и стихов лежал вырванный из тетради лист в косую линеечку, и на нем четким «второклассным» почерком было написано: «Мама и Сережа, не волнуйтись за меня, я буду жив и здоров только повоюю немного в Китае. Вова».
В столе у себя я не нашел компаса, перочинного ножа и карманного географического атласа.
Я подумал, что один Володька никуда не решился бы уехать, и единственно, с кем он мог уйти, это с Гришей, братом моего друга. Тот жил в Пушкине, и, как знать, если Володька уехал в Пушкин, то пока они собираются, я может быть еще застану их там.
Матери я записку не показал. Застегивая на ходу пальто, я крикнул ей, что бегу за Володькой, пусть она идет и не тревожится: я его накормлю и уложу.
В Пушкине, на привокзальной площади, я увидел моего друга Толю: он стоял у большого щита и читал расписание поездов. Я окликнул его.
— Понимаешь, какая глупая история… — пробормотал он в полной растерянности. — Я, конечно, рад, что ты приехал за мной, но, видимо, мне не придется сегодня встречать Новый год.
— Ты собираешься идти в милицию? — спросил я.
Он удивился:
— Да. А ты откуда знаешь?
Тогда я вытащил и показал Толе Володину записку, и в ответ он протянул мне точно такую же, с той лишь разницей, что вместо «не волнуйтись» было написано «не беспокойтись».
— Просто руки опускаются, — сказал он. — Ох, поймаю, — обоих выдеру!
Мы посоветовались, подсчитали время и решили, что в «Китай» ребята бежали отсюда, из Пушкина: Володька был здесь три часа назад, час назад Толя нашел записку, а за это время поезда в Ленинград не шли, стало быть… Стало быть, мы обошли весь вокзал, заглянули в каждый уголок, а потом, снова выйдя на улицу, встали под фонарем и закурили.
Начал падать снег. Снежинки крутились вокруг фонарей, вырываясь из темноты, словно бабочки налетали на огонек и падали, уступая место другим.
— Наверное прицепились к попутной машине, — сказал я.
— Нам-то тогда машины не были нужны, — перебил Толя. — До Московского вокзала и на трамвае можно было доехать.
Пока мы так говорили, из снежной завесы вынырнуло три огонька, мутных и маленьких; они всё разрастались, и к перрону с грохотом подошел поезд; я схватил Толю за руку.
— А билеты? Билеты мы не взяли.
Касса помещалась по другую сторону вокзального тоннеля. Очень глупо было прибежать на перрон, держа в руках билеты и увидеть только красный огонек на последней площадке уходящего поезда.
— Все! Следующий поезд идет в два часа ночи, — уныло произнес Толя, поглядывая на часы. — Пропала, брат, наша новогодняя встреча.
Пропала наша новогодняя встреча: товарищи будут нас ждать и ругать, а Лариса — больше всех, и наверно побежит в булочную на угол, звонить мне по автомату; а в двенадцать часов все поднимут рюмки и скажут: «с новым счастьем!»
— Слушай, — сказал я Толе. — Теперь уже все равно терять четыре часа. Пойдем в Александровку, может оттуда есть поезда.
Толя согласился.
— Ох, и выдеру же я их! — говорил он всердцах. — Ну, скажи, не хулиганство?!
— Нет, — рассмеялся я.
Толя махнул рукой:
— Брось ты, честное слово, охота сейчас спорить.
Мы вышли на шоссе и просигналили первой же машине. Нас взяли. В кузове было холодно, снег теперь падал не мягко, а налетал колючими струями, крутился по дну кузова, срезаемый ветром с крыши кабины. Темнота наступила сразу, как только мы отъехали от последних домов: а в той стороне, куда мы ехали, растянулась цепочка огней.