Я был прав: поезд на Ленинград шел через два часа.
В зале ожидания было почти пусто. Какие-то военные тихо разговаривали в углу да буфетчица, в белом халате поверх ватника, дремала над стойкой. Мы сели на скамейку, длинную, сдвоенную, спинка к спинке, как в поезде. Сзади нас кто-то спал, сладко посапывая.
— Что ж, встретим Новый год здесь, — предложил Толя. — Надо же как-то отметить, — он кивнул на буфет.
Мы подошли к стойке, буфетчица открыла глаза, потянулась и вдруг вскрикнула:
— Ой, батюшки, проспала! Как же это я?..
— Новый год еще не наступил, — сказал я. — Дайте нам, пожалуйста…
— Да погодите вы, пассажиры мои проспали!
Она подбежала к скамейке, на которой мы только что сидели, и, перегнувшись через спинку, начала кого-то тормошить.
— Вставайте!
Володькина голова в шапке с одним задранным кверху ухом — ни дать ни взять, как у щенка — поднялась ей навстречу. Я ахнул. Володька часто-часто заморгал глазами, еще не проснувшись, как следует, а потом толкнул в бок спавшего тут же Гришку и сказал то ли удивленно, то ли растерянно:
— Нашли все-таки.
Мы с Толей смеялись, глядя, как они встают и смущенно переминаются с ноги на ногу. Толя стащил с Гришки шапку и легонько дернул его за вихор. У Гришки дрогнули губы.
— Я вот маме скажу, что ты дерешься. Небось, когда сами в Испанию бегали, вас не били.
— Не били, — согласился Толя. — Зато мы и писали без ошибок.
— Зато вас и словили на Московском вокзале, — вступился Володька.
Что было ответить на эту мудрость?
Новый год наступил, и мы — Толя, я и оба беглеца, — стоя у стойки, чокнулись: мы — стаканами с вином, ребята — стаканами с лимонадом. Подошли военные и тоже взяли себе вина и бутерброды; мы разговорились, и военные смеялись, слушая наш рассказ о ребятах.
— А вы газеты читаете? — спросил один из военных у наших мальчишек. — В Китае-то без вас пока обошлись, а?
— Ну, так в Индонезию можно было бы, — не растерялся Володька, — или в этот, на Вэ…
— Вьетнам, — подсказал Гришка.
— Вот, во Вьетнам.
— А где Вьетнам, знаете? — спросил военный.
Володьке очень хотелось сказать «знаем», но он честно мотнул головой:
— Не очень хорошо. Ну, спросили бы…
Рот у него уже был занят пирожным и получилось смешное «Шпрашылибы».
Однако скоро должен был подойти поезд, и мы с Толей выпили еще немного, за экзамены в эту сессию, за Ларису и, вместе с ребятами, вышли на платформу.
Николай Иванченко
ЧЕРТА ХАРАКТЕРА
Рассказ
В лесу у охотников знаете как бывает: встретились где-нибудь на звериной тропе двое чужих, совсем незнакомых людей, встретились, сказали друг другу «ты» и сразу стали друзьями.
Однажды в погоне за лосем я ушел далеко от дома. И вот уж пора бы, казалось, повернуть назад. Но зверь все манил, а я шел за ним по следам все дальше на север и так очутился у Белого озера в краю сплошных неисходимых лесов.
Зверь не решился идти в открытую по льду. Он бежал в обход озера и должен был, по моим расчетам, где-то недалеко стать. Я окликнул собаку и уже собрался было скрадывать зверя, как вдруг столкнулся на лосином следу с другим охотником. Было охотнику лет двадцать, не больше.
Мы поздоровались, я назвался.
— А меня ребята Толкунком кличут, — сказал паренек и улыбнулся так, будто давно уже знал меня и ждал этой встречи, — курить будешь?
И получилось у нас с Толкунком так задушевно и просто — ну, совсем как у малых ребят, когда один говорит: «Будем дружить», и другой ему тоже: «Будем».
Мы тут же присматриваем место под елкой, разводим огонь и располагаемся как дома. Толкунок курит махорку и, то и дело сдувая с цыгарки пепел, не спеша говорит:
— Я с Выйки. Тут недалеко лесопункт. В прошлый выходной мы вдвоем с начальником охотились. Нынче он в леспромхоз уехал, я один пошел.
А и любил, как видно, этот Толкунок поговорить.
— Я не охотник, — продолжал Толкунок, — ружье это так у меня, одно баловство. Мне самому зверя добыть и думать нечего. Вот если бы Торцов, наш начальник, — тогда дело другое. У него бескурковка, собаки…
— Погоди. Торцов, говоришь?
— Ну да, Торцов.
— Гм… Уж не тот ли это Торцов, что…
— Тот самый, — убежденно говорит Толкунок.