— Нет, в самом деле. Был у нас в полку офицер по фамилии Торцов. Капитан Торцов.
— Не знаю, — говорит Толкунок, — может и капитан, только вряд ли. Наш-то, я думаю, не меньше как в майорах ходил. Для нас он Иван Михайлыч.
Смешно: я говорю — капитан, он — Иван Михайлыч. И оба не знаем, о ком разговор.
— Какой хоть он из себя-то? — допытываюсь я.
— А такой вот плохонький с виду, вроде тебя. Жесткий он человек, Иван-то Михайлыч.
— Жесткий?
— У-у, — смешно трясет головой Толкунок, — в нем такое, понимаешь, сидит…
— Что же такое?
— Черта характера, — таинственно говорит Толкунок. И, подумав, добавляет:
— Он тут нам перед Новым годом такого страху нагнал!
Толкунок, повернувшись на бок, поправляет в костре сушняк; сухие сучья стреляют и брызжутся искрами. Над костром шевелится, точно живая, еловая лапа.
— Вот задумали мы на Новый год елку поставить… — рассказывает Толкунок…
А я думаю о своем: «Торцов?.. Да мало ли на свете Торцовых...»
Но мысль навязчива, как осенняя муха: чем больше от нее отмахиваешься, тем пуще она липнет. И вот уже приходят на память события.
…Как-то раз наш полк оказался оторванным от тыловых подразделений и остался без провизии. Командир первой роты капитан Торцов приказал двум солдатам наловить в ближайшем озерке рыбы. Спустя полчаса солдаты принесли рыбу. Обыкновенная озерная рыба — плотва, лещ, — но так много ее было, что капитан вдруг спросил: «Глушили толом?» «Никак нет, говорят, — две гранаты запустили, а рыбы — полная лодка. «Полная лодка!? — закипел вдруг Торцов. — Да ведь вы загубили сколько тысяч мальков, мелочи разной. Понимаете, что вы наделали! Это же какой ущерб государству! Под арест!» И попали рыболовы на гауптвахту. Кое-кто в полку осуждал капитана Торцова за излишнюю жесткость.
Именно об этом эпизоде вспомнил я, прислушиваясь к ровному голосу Толкунка.
А Толкунок говорит, говорит…
— Недели две назад перед самым Новым годом, — рассказывал Толкунок, — было у нас на выйковском лесопункте комсомольское собрание.
Вопросы разные обсуждали. И записали, между прочим: Новоселова и меня нарядить в лес. Елку рубить. Ребята, дескать, здоровые, — порученье им как раз по плечу.
Под конец собрания Серега Волошин, наш секретарь, заострил вопрос:
— Чтобы, — говорит, — тридцать первого в ноль-ноль все было готово. Елка чтобы стояла посреди клуба и на ней игрушки. Добро пожаловать!
Вот мы с Новоселовым на другой день пошли в лес. У него за кушаком топор, у меня веревка через плечо перекинута: елку вязать.
Идем по дороге. А идти славно, легко — вроде как нас кто подмышки несет. Такое это развеселое задание — елку к новому году рубить.
Вот ладно. Идем, а навстречу нам шагает начальник лесопункта Торцов. Совсем еще новый начальник, — месяц всего как приехал на Выйку.
Начальник-то поравнялся и говорит:
— И что у меня за молодцы такие! Сегодня вроде и выходной, а они в лес с топором.
— Да нет, — Новоселов ему говорит, — это мы, товарищ начальник, по комсомольской линии.
— Это какая же такая линия?
— А елку к Новому году рубить.
— Ишь ты… Ну, оно и понятно. А далеко наладились?
— А сами еще не знаем, — это мы начальнику говорим, — оно можно бы и поблизости, да тут лоботина, мокреть…
Начальник поддакивает. Дескать, чего доброго ноги замочишь, начнется насморк. То ли, говорит, дело по-суху. Какая елочка на тебя глянула, подошел, да за всяко просто ее — тяп! Мало ли у нас тут растет нарядных елочек. Не занимать. Тайга!
Новоселов мне моргает, дескать вот начальник так начальник, все понимает с полслова.
— Во, во, — Новоселов ему говорит, — вы уж нам, товарищ начальник, пожалуйста присоветуйте, где елки получше.
Торцов в карман полез, шарит там, сам говорит:
— Что ж, — говорит, — присоветовать я могу. Отчего бы не присоветовать. Сейчас на плане укажу…
В это самое время — ну надо же! — откуда ни возьмись, прямо как гром из ясного неба — главбух. Из леспромхоза приехал. Закрутил он начальника, заговорил — и начальник сразу про план забыл. Подхватился и — бежать в контору.
Новоселов говорит:
— Айда сами! Что мы, без него елку не найдем? Пойдем на Евстюниху-гору. Елочки там такие, — упадешь!
Пошли.
Вдруг начальник обернулся, кричит:
— Вы куда? Поворачивай назад! Живо! — и побежал снова.
Мы так и опешили: что это с ним приключилось? Жалко ему елку, что ли?
Новоселов говорит:
— Вот те фунт. Да мы этих елок, большенных лесин, на одном своем участке тыщи валим. А он одну какую-то елочку пожалел. На Новый-то год! Да за такое, говорит, дело… снять могут.