Глава 1
Румынка и немец. Ясное утро
Всему виной – курица-пеструшка. Крутилась бы около петуха, не лезла бы в кусты – и, может, все сложилось бы иначе. А так… Еще покойная баба Параска была нелогично лояльной к пеструшкам – все они умирали своею смертью, вместо того чтобы с перерезанным горлом в кастрюле вариться. Что она о них такого особенного знала?
Тем летним утром солнце словно заблудилось – все не всходило, и беспокойные куры во дворе вдовы Орыси только напрасно суетились, стараясь наугад отыскать что-нибудь съедобное. Хозяйка выпустила их в серый туман на рассвете, а сама хозяйничала в доме и во двор не выходила.
Пеструшка – рыжая с черным и белым – бросила бессмысленное дело, заторопилась в смородину и аж шею вывернула – ты глянь: в траве под кустом краснеет большая гладкая, как отполированная, ягодка. Не иначе вишня-черешня. Пеструшка немедля клюнула находку – и кудкудахнула от боли: красная приманка оказалась твердой, как камень. Пеструшка не сдалась. Крутанула головой, словно сто кур со всех сторон уже мчались отбивать у нее красное сокровище, и снова клюнула – мое!
Тем временем вдова Орыся с миской в руках вышла на порог, улыбнулась восходящему солнцу. Тихо… Пятый год тихо, нет войны, а она вот каждое утро выходит на порог и прислушивается, словно мир вдруг может потемнеть от дымных пожарищ и будет бить черным в глаза, уши заложит от грохота близкого боя и она изо всех сил будет стараться услышать что-то важное и спасительное, но так и не услышит, сгинет, а ей же никак нельзя – маленькая Маруська в кроватке сладко сопит, на кого ее… Тихо… Пожить бы… Осенью – двадцать шесть, коса – как кнут, руки сильные, глаза не погасли, сердце счастья просит. Тихо… Вроде тихо…
И пошла к кормушке.
– Цып-цып-цып…
Куры заспешили за женщиной, только пеструшка упрямо долбила клювом красную находку под смородиной.
– А ну все до одной ко мне!
Кур пересчитала, оглянулась – что там пеструшка под кустом нашла? Отогнала. Под смородиной присела.
– Это ж надо… – улыбнулась, красную ягодку-бусинку из травы вынула, росу обтерла, на раскрытую ладонь положила. – А я и не надеялась…
Бросила бусинку в карман. И пошла в дом.
В открытое окно заглядывало любопытное солнце, словно спрашивало Орысю – и как ты тут поживаешь? А она бы каждому в первую очередь диван и шкаф показала.
Диван кожаный, спинка с резной деревянной полочкой и зеркалом. Даже немцы с румынами, когда в войну в Орысиной хате на постое были, и те языками цокали – мол, до чего же изысканный диван завелся в обычной сельской хате. Рядом с диваном – шкаф платяной. Тоже с зеркалом во весь рост. Орыся две жизни горбатилась бы без передыху, а все равно на такую роскошь не заработала бы. Все – бабушкино, царство ей небесное.
Еще есть стол. Сама из досок сколотила. Два табурета и кровать с панцирной сеткой.
Орыся вошла в комнату, достала из шкафа коробку из-под конфет, присела к столу, положила коробку перед собой, чему-то улыбнулась и осторожно сняла с коробки крышку.
– Вот это было бы мне счастье, если бы не горе… – Язык прикусила и на кровать – глядь: не разбудила ли доченьку ненароком?
На кровати сидела маленькая Маруся, терла кулачком черные глазенки, смотрела на мать.
– А что это ты, Маруся, глазки трешь? Приснилось, доченька? Иди-ка к маме… Поцелую – и все пройдет…
Маруся молча сползла с кровати, ступила шаг-другой к столу, в открытую коробку глянула и замерла – вот так диво дивное, краса невиданная, мечта чудесная…
– Что это ты? – Орыся ей снова. – Да иди уже…
А Маруся словно и не слышит. Зачарованно – на коробку открытую, а там – рассыпанные красные бусинки коралловые. Откуда такое сокровище? Только мама уйдет «на буряки» – так Маруся всё-превсё в доме перероет, но эту коробку ни разу не находила.
К столу подошла, рядом с мамой на табурет уселась, а глаз от бусинок отвести не может. Одним пальчиком к бусинке потянулась, дотронулась и наконец улыбнулась, на маму зыркнула – мол, не исчезли, настоящие-пренастоящие!
– Бабушкино намысто[1], – мама говорит. И выкладывает бусинки из коробки на стол, нитку длинную с катушки отматывает. – Однажды нитка разорвалась, бусинки и раскатились, растерялись. Словно счастье отобрали.
Ладонью мозолистой бусинки накрыла. Маруся тоже ладошку на бусинки положила, прислушивается. А мама продолжает:
– Э, нет, – думаю… Нужно счастье назад в кучку собирать. Почти все бусинки нашла, а одну – никак… А сегодня…
Усмехнулась. Из кармана найденную бусинку достала.
– Пеструшке спасибо. Вот хотела ее сегодня зарезать, а теперь – пусть живет.