— Вы обо всем договорились, что тут скажешь. Если собирались прекратить бой с первыми каплями крови, то могли бы управиться за выгребной ямой и не тратить время всей армии. Но ты мне вот что скажи, петушок с навозной кучи: как ты рассчитываешь добиться моей дружбы и поддержки во всех делах?
Слова Бескостного разносились теперь среди всеобщего молчания, а сам он шагнул вперед, сверкая глазами.
— Не слышу! Между нами тоже есть кровь. Что ты предложишь взамен?
Шеф повернулся и возвысил голос, снова приправив его толикой дерзости и презрения, чтобы армия осознала: он не боится Ивара.
— Я могу дать тебе кое-что, Ивар Рагнарссон. То, что однажды уже пытался дать. То, чего сам ты не добудешь, как всем нам известно. Нет, я говорю не о бабьих подолах…
Ивар отшатнулся, не сводя с Шефа глаз, и юноша понял: эти слова никогда не будут прощены и его не оставят в покое, пока один из двоих не простится с жизнью.
— Выдели мне пятьсот человек, и я дам тебе то, что пригодится всем. Это будут машины помощнее, чем у христиан. Оружие лучше, чем примененное мною сегодня. А когда у меня все это будет, ты получишь еще кое-что. Я вручу тебе Йорк!
Последнюю фразу он прокричал, и армия взревела в унисон, восторженно бряцая оружием.
— Славная похвальба, — ответил Ивар, обведя взглядом Сигварда, гебридцев и Торвина с его молотоносцами, которые дружно поддержали Шефа. — Но она дорого обойдется этому юнцу, если он не выполнит обещанного.
Глава 4
«В английскую зиму не угадаешь, когда рассветет», — подумал Шеф.
Приникшие к земле тучи сыпали дождем и снегом. Солнцу, где бы оно ни было, приходилось пронзать их слой за слоем, и только потом светлело. Без солнца Шеф не различал ни англичан, ни своих. Пока не рассветет, можно только ждать.
Он шевельнулся под толстой рубахой из пропотевшей шерсти, под слоем вываренной кожи — единственным доспехом, которым он успел разжиться. Все тело ныло. После тяжелого многочасового труда холодный пот пробирал до костей. Больше всего на свете хотелось сорвать с себя все и завернуться в сухую накидку. Люди, затаившиеся в темноте позади него, наверняка испытывали те же неудобства.
Но каждому из них полагалось думать о чем-то одном, выполнять какую-то конкретные задачу, и эти обязанности втолковывались им усердно, с повторами и тумаками. И только Шеф имел полное представление о предстоящих событиях, знал, из каких фрагментов сложится картина боя. Он не боялся увечья и смерти, его не страшили боль, позор и немилость — обычные издержки войны. Страху нет места в пылу сражения. Юноша опасался лишь вещей неожиданных и непредвиденных — сломанной спицы, скользких листьев, неизвестного механизма.
Искушенный ярл пиратов решил бы, что Шеф уже допустил все возможные ошибки. Людей-то построили, но они продрогли, устали и плохо понимают происходящее.
Однако им предстояло сражение нового типа, которое не зависело от самочувствия и боевого искусства. Особые навыки и старания не потребуются — главное, чтобы каждый просто выполнил порученную ему задачу. Мужества и геройства здесь нужно не больше, чем на поле при пахоте или корчевке.
Шеф разглядел огонек. Да, так и есть. Еще одна искра, за ней другая — и вот уже виден громадный рой пламенных светляков. Обозначились силуэты построек, над которыми вился дым. Пламя высветило длинную восточную стену с воротами; двумя неделями раньше их штурмовали Рагнарссоны. Дома, стоявшие напротив, вспыхивали один за другим. И вот уже дым клубится тучей, а сквозь него устремляются люди с лестницами — внезапное нападение со свистом стрел, ревом боевых рогов и топотом новых воинов, что бегут на смену отступающим.
Вся эта беготня в огне совершенно безобидна, и скоро английские военачальники смекнут, что идет ложная атака, и обратят внимание на другое. Но Шеф не забыл гибельную медлительность рекрутов из Эмнета, их склонность к панике; там, где действуют англичане, соображения вождей мало что значат. Он искренне надеялся, что к тому моменту, как военачальники убедят своих людей не верить глазам, бой будет выигран викингами.
Пламя, дым. На бастионах трубят тревогу, и вот уже видно, что на стенах зашевелились люди. Пора начинать.
Шеф повернулся направо и демонстративно зашагал вдоль длинного ряда домов, непринужденно помахивая алебардой. Четыре раза по сотне двойных шагов. Досчитав до сорока, он увидел огромный квадратный массив первой боевой машины, экипаж которой столпился на выходе из проулка, куда доставил ее ценой неимоверных трудов.