– И я победил, – с кривой усмешкой согласился Маниакис. – А в результате заполучил противника куда более опасного, чем армия и флот, собственную кузину.
– Я никогда не была тебе противником, – сердито нахмурилась Лиция. – И ты прекрасно об этом знаешь! Он начал уверять, что действительно знает, но Лиция прервала его.
– Это вовсе не означает, – выпалила она, – что я не должна испытывать беспокойства по поводу твоих действий и вызвавших их причин. Поэтому я беспокоюсь о Нифоне. Решиться на вторые роды так скоро после очень тяжелых первых… Женщинам такие вещи даются совсем не легко!
– Думаю, ты права. – Теперь пришла очередь Маниакиса разглядывать мозаику под ногами. – Но клянусь тебе, это была вовсе не моя идея. Можешь спросить у нее самой.
– Как, по-твоему, я должна спрашивать о подобных вещах? – Лиция протестующе всплеснула руками. – Да и зачем? Я верю тебе, хотя и считаю поступок твоей жены кромешной глупостью. Но если – да оградит нас от такого сам Фос, – все пойдет не так, как она надеется? Что будешь делать ты? Ведь именно через ее род мы сейчас связаны с семействами остальных столичных сановников. Мы нуждаемся в их поддержке!
– Во всяком случае, мы нуждаемся в том, чтобы они вели себя смирно, – угрюмо согласился Маниакис. – Иногда неплохо иметь внешних врагов, поскольку, это даже видессийцев может удержать от непрерывных междуусобных свар.
– А иногда не может! – возразила Лиция. – Вспомни-ка, что тут творилось во времена Генесия!
– Тоже верно, – вздохнул Маниакис. – Твоя правда. Ох уж эти видессийцы! – сердито начал он и засмеялся. Конечно, в его жилах текла ничем не замутненная васпураканская кровь, но его родители появились на свет в империи, да и сам он мыслил как видессиец, а не как человек, лишь недавно прибывший из страны принцев. Он мог себе позволить слова “Ох уж эти видессийцы”, но именно здесь была его родина.
– Ну и что же ты будешь делать, если… – Лиция замолчала. Все и так было понятно.
Она ухватила самую суть. После предупреждений Зоиль о слабости здоровья Нифоны ему следовало бы обдумать возможные варианты.
– Не знаю. Может, привезу с Калаврии Ротруду, – ответил Маниакис, будто размышляя вслух.
Лиция в ответ только скривила губы. Будучи Автократором, он не мог жениться на Ротруде. Не только потому, что та была халогайкой, но и потому, что она не могла и не желала мыслить как видессийская женщина. Добиться, чтобы Таларикия признали его законным наследником, будет трудно по той же причине. Но даже если Маниакису и удастся добиться этого, Таларикий после его смерти оказался бы слабым правителем, на трон которого могли с легкостью посягнуть как жаждущие власти генералы, так и члены собственной семьи Маниакиса. Да уж, Таларикию лучше держаться как можно дальше от столицы империи.
– А что посоветуешь ты? – развел руками Маниакис. – Жениться снова, на благо семьи какой-нибудь девушки, не принимая во внимание, испытываю ли я к ней хоть каплю чувств? Один раз я уже поступил так. Видит Господь наш, благой и премудрый, одного раза мне вполне хватило. Или прикажешь в дополнение к алым сапогам нацепить голубую рясу и стать Автократором-монахом? Боюсь, мой темперамент мне не позволит.
– Пожалуйста, не надо, – прошептала Лиция.
– Прости, – сказал Маниакис. – Не следовало говорить подобные вещи. Мне не следовало даже думать о них. Я должен просто верить, что все обойдется. Пусть именно такова будет воля Фоса. Но ты моя любимая кузина, а за это приходится платить. Я привык откровенно обсуждать с тобой любые проблемы, и, когда ты задаешь мне какой-нибудь вопрос, я стараюсь ответить на него так честно, как могу.
– Все в порядке, – ответила Лиция. – Просто ты удивил меня. И чуть-чуть напугал. Я не ожидала, что у тебя в душе столько всего накипело. Конечно, несмотря на алые сапоги, ты остаешься мужчиной и человеком, которому иногда надо с кем-то поделиться своими тревогами. Если я могу тебе помочь, то всегда рада это сделать.
– Ты это уже сделала. – Маниакис обнял кузину за плечи. – Знаешь, – задумчиво сказал он, обращаясь больше к себе, чем к ней, – если произойдет несчастье, да убережет нас от этого Фос, женитьба на тебе будет самым мудрым моим поступком.
– Наши отцы – братья, – напомнила Лиция. Он наклонил голову, пытаясь понять, как прозвучал ее голос. Она явно не была шокирована. Скорее своим тоном она просто пыталась напомнить ему, какие трудности в подобном случае им обоим придется преодолеть.
Маниакис тоже чувствовал себя не в своей тарелке, хотя не так сильно, как можно было ожидать. Они с Лицией всегда прекрасно понимали друг друга, но ему казалось, что в их отношениях была искра другого чувства. Он ощутил это в момент их прощания в Каставале, и ему казалось, что она тогда почувствовала то же самое.