С севера задул постепенно усиливавшийся резкий, холодный ветер. Вскоре начнутся осенние дожди, а следом за ними придут зимние вьюги. Да, теперь вряд ли возможно сделать что-либо существенное для решения проблем, с которыми столкнулась империя, подумал Маниакис. Вот когда придет весна… Тогда, если он окажется достаточно мудр – и достаточно удачлив, – может, ему и удастся хоть как-то улучшить положение.
– Кажется, Нифона чувствует себя неплохо, – переменил тему разговора старший Маниакис. – А у твоей дочери прорезался столь зычный голос, что, будь она мужчиной, из нее получился бы превосходный глашатай.
– Да, в этом отношении пока все в порядке, – ответил Маниакис. – Да будет благословен Господь наш, благой и премудрый, за ниспосланные им мне милости. Но стоит взглянуть на это, – он махнул рукой в сторону лагеря макуранцев на той стороне пролива, – и мои личные дела бледнеют перед проблемами империи, словно горсть жалких медяков перед горой золотых монет.
– Преуменьшать влияние личной жизни Автократора на судьбы империи – большая ошибка, – осуждающе покачал головой отец. – Когда у властителя серьезные неприятности в собственном доме, ему не избежать принятия самых идиотских решений на поле брани.
– Ха! – воскликнул Маниакис, в порыве чувств ударив себя кулаком по лбу. – Да я куда более жалок, нежели восемь несчастных идиотов вместе! Знаешь ли ты, какой вопрос задал мне Генесий перед тем, как я отрубил ему голову? Он спросил, уверен ли я, что смогу управлять империей лучше, чем он! Теперь, оглядываясь на происшедшее в течение первого года, проведенного мною на троне, я вынужден дать отрицательный ответ!
– Не принимай это слишком близко к сердцу, – посоветовал старший Маниакис. – Ведь ты пока всего лишь пытался вычистить доставшуюся тебе по наследству запущенную конюшню. А ничего, кроме гор дерьма, Генесий после себя не оставил.
– Один Фос видит, как ты прав, – вздохнул Маниакис. – Поговорив с тобой, я почувствовал себя лучше. Немного лучше, я хотел сказать. Но пускай это дерьмо не моих, так сказать, рук дело, нюхать-то его приходится именно мне! Мы должны вымести его как можно дальше от стен столицы. – Маниакис снова указал на столбы дыма, поднимавшиеся над Акросом.
– Они просто не смогут перезимовать там, – сказал старший Маниакис. – Не смогут. Скоро они поймут, что форсировать пролив и осадить Видесс им не удастся, после чего им останется только откатиться назад.
Но макуранцы не вняли его советам.
Камеас вошел в кабинет, где Маниакис продолжал заранее проигранное сражение с регистрами провинциальных налогов. Разве можно перехитрить тот простой факт, что золото перестало поступать в казну? И можно ли еще раз ограбить храмы, или, выражаясь более благопристойно, позаимствовать часть храмовых сокровищ? И осталось ли в храмах и монастырях достаточно золота и серебра, чтобы ограбление имело хоть малейший смысл?
Автократор оторвал взгляд от конторских книг в надежде, что новости, принесенные постельничим, хоть немного отвлекут его от неразрешимых проблем. Камеас действительно не ударил в грязь лицом.
– Величайший, – сказал он, – из дворцовой гавани прибыл вестник. Он доложил, что генерал Абивард, ныне пребывающий в Акросе, просил одного из наших капитанов передать тебе, что хотел бы вступить с тобой – Маниакис недоуменно приподнял в переговоры. – Вот как? брови.
– Да, величайший, – ответил постельничий и сокрушенно добавил:
– Он принес торжественную клятву, что ты будешь в полной безопасности, а после переговоров живым и здоровым вернешься в Видесс через Бычий Брод.
– В самом деле? – невесело рассмеялся Маниакис. – Этзилий заверял меня в том же, а как обернулось дело? Может, я не слишком умен, но пока еще в состоянии учиться на собственных ошибках. Как бы ни были благородны обещания, раздаваемые Абивардом, я даже не подумаю добровольно сунуть голову в пасть макуранскому льву!
– Значит, ты отказываешься встретиться с генералом? – расстроенно спросил постельничий. – Ведь любая возможность хоть как-то уладить дело миром…
– Я не верю в такую возможность, – прервал его Маниакис. У Камеаса сделалось такое лицо, будто Автократор только что пнул ногой его любимого щенка. Маниакис успокаивающе поднял руку:
– Не надо дуться на меня, достопочтеннейший Камеас. Если Абивард желает переговоров, он их получит. Просто я не строю иллюзий. Ведь мы сейчас не в том положении, чтобы рассчитывать на уступки со стороны макуранцев, не так ли?