– Говоришь, кажутся? – переспросил Маниакис. За год пребывания на троне его слух сделался чрезвычайно чувствительным к тончайшим смысловым оттенкам. – Ты нашел способ обойти все трудности?
– Во всяком случае, мне так кажется, – ответил Багдасар. – Но я еще не проверял; мне подумалось, может быть, тебе захочется присутствовать при этом.
– Чтобы я смог лишний раз убедиться, сколь ты умен? – Багдасар принял обиженный вид, хотя в словах Автократора не было ни злости, ни особой насмешки. – Тогда за дело, – продолжил Маниакис. – Я уже давно сгораю от нетерпения быть ослепленным новыми сверкающими гранями твоего таланта.
– Если я сумею угодить величайшему, этого будет вполне достаточно, – ответил Багдасар. Подобная скромность раньше для него была совсем нехарактерна, но ведь никогда прежде он не заставлял Автократора ожидать ответа целых два месяца. Теперь маг и сам горел от нетерпения. – Могу ли я начинать, величайший? – спросил он.
Багдасар извлек из своей сумы светильник, плотно закупоренный глиняный кувшин и серебряный диск, шириной примерно с мужскую ладонь. Диск пересекал ремешок из сыромятной кожи, символизировавший настоящий ремень, за который в бою держал свой щит воин.
Багдасар извлек из кувшина пробку и налил узкую длинную лужицу на поверхность стола.
– Это морская вода, взятая из Бычьего Брода, – пояснил он.
Затем с одной стороны от лужицы он установил серебряный диск, а с другой светильник, над которым сделал несколько быстрых пассов. Светильник вспыхнул, причем его свет был куда ярче, чем обычно.
– Ты словно внес в резиденцию кусочек летнего солнца! – воскликнул Маниакис, прищурившись и прикрыв глаза ладонью.
– Это будет очень полезно, хотя и не продлится долго, – ответил Багдасар. Он повернул диск так, чтобы тот отражал усиленный магией ослепительный свет прямо в лицо Автократора. Тот заморгал и еще больше прищурился; маг удовлетворенно кивнул:
– Теперь мы имеем серебряный щит, отбрасывающий лучи солнца через узкий морской пролив, не так ли?
– В точности так, – согласился Маниакис.
– А теперь попытаемся добраться до первоисточника того вопроса, который задал тебе Абивард. – И маг напевно заговорил на гортанном васпураканском языке. Спустя мгновение Маниакис понял, о чем идет речь. То была древняя легенда о том, как Фос создал Васпура, первого из людей. Закончив одну песнь, Багдасар пробормотал:
– Чтобы приблизиться к истокам интересующей нас истории, следует говорить об истории наших истоков. Именно так сочетают магические законы подобия и проникновения… – Он снова принялся напевать песни из легенды, которую Агатий, окажись он рядом, немедленно проклял бы как еретическую. Но Агатия тут не было, а Маниакис вырос, внимая песням этой легенды, и его они никак не могли смутить.
Внезапно прямо из воздуха раздался глубокий, гулкий, торжественный голос. Маниакис привык не только говорить, но и мыслить по-видессийски. Несколько минут назад ему пришлось переключиться на васпураканский, чтобы понять, о чем поет Багдасар. Теперь же возникла надобность перейти на новый, совершенно чуждый ему язык. Ибо слова, медленно падавшие из ниоткуда, были макуранскими.
– О сын дихгана! Зрю широкое поле, но оно не есть поле, зрю башню на холме, где обретется и утратится честь, и щит серебряный, сияющий над узким морем…
Маниакис наклонил голову в надежде услышать еще хоть что-нибудь. Но в резиденции воцарилась мертвая тишина. Несмотря на весьма прохладный воздух, широкий лоб Багдасара покрылся крупными каплями пота. Маг сделал несколько шагов, пошатнулся и чуть не упал. Он выглядел беспредельно усталым; таким же оказался и его голос, когда он спросил:
– Ты понял хоть что-нибудь, величайший? Мне этот язык совершенно незнаком.
– Понять-то понял, но… – Маниакис постарался как можно точнее перевести услышанное на видессийский. – По-моему, тебе удалось извлечь из глубины времен предсказание, сделанное кем-то много лет назад.
– Ты совершенно правы, величайший. Очень на то похоже. – Неуверенной походкой Багдасар кое-как добрел до ближайшего кресла и буквально рухнул в него. – Могу ли я попросить, чтобы мне принесли немного вина? – спросил он. – Я совершенно обессилен.
Маниакис звонком позвал слугу; отклик последовал не сразу – почти все дворцовые служители, подобно большинству горожан, сейчас отмечали Праздник Зимы где-то вне стен резиденции. Однако вскоре появилась одна из служанок с кувшином вина и двумя кубками. В знак отвращения к Скотосу Багдасар сплюнул на пол, после чего залпом выпил вино. Маниакис сделал пару неторопливых глотков и задумчиво произнес: