Только поэтому войско кубратов избежало немедленного разгрома. Видессийцы продолжали продвигаться вперед, добивая раненых и тех несчастных, чьи выбившиеся из сил лошади уже не могли нести своих всадников достаточно быстро. Время от времени арьергард кочевников пытался преградить дорогу наступавшим, но без особого успеха. Войска империи с легкостью преодолевали все заслоны на своем пути.
Маниакис с ненавистью поглядел на солнце, уже приготовившееся нырнуть за горизонт.
– Не пора ли разбить лагерь, величайший? – спросил кто-то из воинов.
– Нет, – ответил Автократор. – Мы двинемся дальше, несмотря на темноту. Нынче ночью кубратам будет не до отдыха. Они попытаются сделать все возможное, чтобы оторваться от нас. А мы не позволим им этого! Как не позволим им устроить нам ночную засаду. Мы вышлем вперед еще больше разведчиков и будем продвигаться медленнее, но не остановимся.
И они продолжали двигаться вперед, временами задремывая в седле, временами вступая в короткие ожесточенные схватки с почти невидимыми в темноте врагами. Когда конь Маниакиса ступил в воды небольшой речушки, Автократор даже обрадовался – холодная вода, захлестнувшая ноги, заставила его встрепенуться.
Когда на востоке забрезжила заря, Симватий привстал на стременах, оглянулся и сказал:
– По-моему, обоз изрядно отстал.
– В ближайшие два дня смерть от голода нам не грозит, – отозвался Маниакис. – А те, у кого не окажется в запасе пары сухарей и куска сыра или вяленого мяса, сваляли дурака. Ничего, впредь будут умнее. – Автократор бросил на дядю внимательный взгляд. Окровавленная повязка на голове придавала тому весьма живописный разбойничий вид. – Лучше расскажи мне, как тебя угораздило.
– Пустяки, – ответил Симватий. – Когда мы вернемся в Видесс, от всего этого останется только замечательный героический шрам. А пока сия повязка служит лишь свидетельством моей бестолковости. Когда началась схватка, один из моих воинов зарубил напавшего на меня кубрата. Парню пришлось потрудиться, извлекая меч из мертвого тела. А затем он размахнулся, чтобы поразить следующего кочевника; вот тут-то ему и подвернулась моя незадачливая голова. Я даже прикрыться не успел.
– Если сам не проболтаешься, я никому не расскажу, – серьезно пообещал Маниакис. – Но тебе придется позолотить ручку тому парню, чтобы и он держал рот на замке! – Дядя с племянником расхохотались.
Погоня продолжалась весь день, хотя войско Маниакиса теперь двигалось заметно медленнее – конникам приходилось беречь лошадей. Кубратам удалось немного оторваться от преследователей. Этзилий, сменивший уставшего коня на свежего, скакал впереди своих людей. Каган возглавлял уже не войско, а беспорядочную толпу номадов, впервые за долгие годы испытавших унизительное поражение и желавших только одного: любым способом уклониться от встречи со своими врагами.
Ближе к вечеру вернулся с докладом один из разведчиков передового отряда, нещадно погонявший своего усталого коня.
– Величайший! – возбужденно воскликнул он. – Величайший! Кубраты остановились, они с кем-то сражаются!
– Слава Господу нашему! – удовлетворенно проговорил Маниакис и бросил взгляд на дядю.
Повязка на голове Симватия немного сползла, почти закрыв глаз, что придавало ему вид лихого пирата. Симватий отсалютовал Автократору, приложив к сердцу правый кулак.
– Сыграйте снова сигнал “погоня”, – приказал Маниакис горнистам. – Пусть воины выложатся до последнего. Если мы сумеем быстро подойти к полю боя, кубраты получат сегодня такой удар, от которого не оправятся долгие годы!
Раздались серебристые звуки горнов; усталые всадники перевели коней с шага на крупную рысь, проверяя на ходу свои колчаны. Стрел оставалось совсем немного, но и у кочевников положение было не лучше. Маниакис еще раз пожалел об отставшем обозе. Если бы обоз сейчас оказался рядом, они могли бы осыпать людей Этзилия дождем стрел до самой темноты.
Неподалеку показался большой отряд кубратов, во весь опор скакавший прямо навстречу видессийцам. Увидев их, Маниакис удивился, но Симватий, быстро сообразивший, в чем дело, крикнул ему:
– Этзилий наконец понял, что очутился в кузнице! Неужели мы позволим ему помешать нашему молоту опуститься на наковальню в последний раз?