Каган оказался старше, чем ожидал Маниакис; его длинная нечесаная борода уже наполовину поседела. Коренастый и широкоплечий, пожалуй, он выиграл бы у Маниакиса схватку, дойди дело до рукопашной. Мизинец на левой руке отсутствовал; лицо обветрено и продублено степными ветрами; нос изрядно накренен влево…
Глаза… Как только Маниакис увидел глаза кагана, мрачно смотревшие из-под кустистых мохнатых бровей, он сразу понял, как Этзилию удается править своим малоуправляемым народом. Быть может, кагану не хватало образования, получаемого вельможами в Видессийской империи, но Автократор видел перед собой одного из самых проницательных и хитрых людей, каких встречал в жизни. Спустя мгновение Маниакис осознал, отчего его так поразил вид Этзилия: каган напомнил ему его собственного отца, хотя и в более варварском варианте.
Этзилий произнес пару слов на своем хриплом языке, и поднял руку. Повинуясь его команде, эскорт застыл на месте. Каган в мгновение ока преодолел половину открытого пространства между двумя отрядами, натянул вожжи и остановился в ожидании.
Маниакис обычно принимал вызов. Понукая своего коня ударами под ребра, он преодолел свою часть пути.
– Говоришь ли ты на видессийском? – спросил он властителя Кубрата. – Или нам потребуется толмач?
– Я говорю на видессийском вполне достаточно, дабы понимать твоих людей, – ответил Этзилий; язык империи в его устах звучал куда более правильно, чем в устах Маундиоха. – Но когда мне хочется, чтобы ты понимал меня лучше, я говорю на языке оружия. – Правая рука кагана недвусмысленно легла на эфес меча.
– Такой язык мне тоже знаком, – не задумавшись ни на секунду, ответил Маниакис. Нельзя позволить Этзилию ни малейшего преимущества в их резком разговоре, ибо если кагану удастся захватить инициативу, он ее уже не упустит. – Попробуй только обнажить меч, и мы сразу вернемся к войне, здесь и сейчас. И ты убедишься, что ни я, ни мои люди не станем для тебя легкой поживой.
– Я пришел сюда не для того, чтобы биться, – сказал Этзилий с видом человека, совершающего колоссальную уступку. – Ведь ты сам предложил мне золото за то, чтобы между нами наступило перемирие.
– Это так, – согласился Маниакис. – Но мною двигал не страх перед кубратами. Должен напомнить, что, если придется, наши армии удержат степняков на коротком поводке, ведь ты не сумел разгромить даже Ликиния!
– Что толку в пустых словах? – спросил каган. – Мы по-прежнему твердо удерживаем наши земли. А что стало с Ликинием? Да и со свергшим его Генесием? Что значит одна битва, о Автократор Видессии? Ничего. Мы выиграли войну! Если бы не так, сейчас мы платили бы дань империи, а не наоборот!
Маниакис чуть не обнажил свой меч; его буквально затрясло от желания броситься на Этзилия. Лишить Кубрат столь мудрого правителя – о, это принесет Видессии немало пользы! Но если ему не удастся одолеть кагана в схватке, вдохновленные праведным гневом варвары с удвоенной силой возобновят свои набеги. Уже не в первый раз Автократору пришлось с глубоким сожалением оставить мысль об убийстве.
Вместо этого, стараясь вложить в свои слова как можно больше равнодушия, он произнес:
– Я привез с собой сорок тысяч золотых в качестве дани за первый год перемирия. Помнится, именно о такой сумме достигнута договоренность между вами и моим послом, высокочтимым Трифиллием.
– А, это тот человек, который слишком много говорит и слишком хорошо о себе думает, – презрительно бросил Этзилий.
Оба главных недостатка Трифиллия были названы каганом абсолютно точно, но Маниакис тем более посчитал ниже своего достоинства согласиться с ним. Вместо этого он предпринял попытку вернуться к непосредственному предмету разговора:
– Как я только что сказал, я привез золото – в обмен на год мира. Оно будет вручено сразу же по окончании запланированного в твою честь представления.
– Я бы предпочел получить его немедленно, – сказал Этзилий. – И тем не менее, какие увеселения подготовлены тобой?
– С моим отрядом из Видесса прибыли две лучшие труппы мимов. Показанные ими гротески, несомненно, заставят тебя хотя бы улыбнуться.
– А, это те людишки, которые без толку корчатся и прыгают в надежде показаться забавными? – Этзилий презрительно сплюнул. – Мне доводилось видеть нечто в таком духе в захваченных мною городах. И я мог бы прожить целую жизнь, так и не испытав желания увидеть их снова. Почему бы тебе не отбросить подобные пустяки и просто не передать мне золото? В таком случае ты сможешь быстрее вернуться домой, а значит, у тебя появится лишний день, чтобы на досуге подумать о Маку-ране! Ведь именно о нем ты все время размышляешь, разве не так?