– Какие могут быть раны, когда рядом такое чудо? – Избавившись от одежды, Викентий увлек ее на траву, вытянулся рядом, целуя юное тело, алые губы, белую шею, высокую грудь… Но тут у девушки лопнуло терпение, и, оборвав ласки, она вдруг опрокинула его на спину, села сверху… И новоявленный бог утонул в блаженном пламени единения.
У великого Одина выдался длинный день. Длиною почти в двое суток и три тысячи лет, начавшийся битвой возле красной «Хонды», ночным сражением с двумя жадными до любви прелестницами, полетом сквозь века, дневной схваткой против оборотней. Посему ему можно было простить то, что после огненного взрыва сладострастия он поддался усталости и провалился в глубокий, безмятежный сон, больше похожий на небытие. И в этом небытии его разум щекотно тешили голоса, на разные лады поминая его имя.
«Все будет хорошо. Великий Один не даст нас в обиду».
«Великий Один храбр и непобедим. Он одолеет оборотней».
«Как лихо дрался Один! Рядом с таким сражаться не-страшно. Он обязательно победит».
«Нам повезло с Одином. В этот раз лесовики точно обломают о нас зубы».
«Каков храбрец этот великий Один! Он кинулся против целой стаи и разогнал оборотней!»
Что странно, в этом сне Викентий достаточно ясно ощущал, кто именно обращается к нему с этой благодарностью или надеждой: мамаша с толстой косой, убаюкивающая ребенка, и засыпающая там же девушка, молодой воин с факелом, несущий на стене службу, пожилой Кряжич, улегшийся спать возле ворот, и юный парнишка рядом с ним. Они словно молились Одину, благодаря и надеясь на помощь, – и Викентий буквально физически ощущал тепло этой благодарности.
Из странного наваждения его вытянули прикосновения губ Уряды, ее осторожные ласки, жар внизу живота, текущее по жилам напряжение, переносящее воина из дремоты прямо в бездну взрывного наслаждения. Тяжело дыша, он открыл глаза – сидящая на нем девушка наклонилась, нежно поцеловала:
– Благодарю тебя, о великий. – Она поднялась, быстро нырнула в платье, побежала к стене.
Над крепостью уже занимался рассвет. Похоже, за ночь шаманам лесовиков так и не удалось стянуть черные тучи к славянскому городу. Похвист победил в этой невидимой и бесшумной битве.
Один стремительно оделся, подхватил выправленный, готовый к бою топорик, метнулся к стене, забежав наверх и встав плечом к плечу рядом с седобородым и могучим богом ветров.
– Устал, дружище? – спросил он. – Иди отдохни. Когда появятся звери, я справлюсь.
– Предпочту поспать в своей постели, – широко зевнул Похвист. – Похоже, лесовики ушли. Вчера ты их крепко напугал… дружище. Кому хочется погибать в схватке с сильным врагом, если можно отыскать противника послабее? Я ничего не слышу, не вижу, ветра не шепчут мне о близких кострах и таящихся ворогах. Их нет.
– Выходит, мы победили? Война кончена?
– Кто знает? – пожал плечами седовласый воин. – Оборотни стремительны, как молнии. Они способны перемещаться на сотни поприщ за день. Мы начинаем сечу в одном месте, сбираем силу, созываем богов. И вдруг р-р-раз-з-з… И они уже лезут на стены беззащитного города на другом конце наших земель.
– Как я мог заметить, Похвист, вы тоже умеете носиться с места на место с космической скоростью. Благодаря зеркалу вчера днем я был в Москве, через час в Вологде, а еще через час здесь, в сибирской глуши.
– Не все так просто, сварожич, – со вздохом пригладил бороду бог ветров. – Городов и крепостей много, зеркал мало. Мы не способны поместить в каждое селение хотя бы по одному.
– Так это мы сейчас исправим! – встрепенулся Викентий, закрутил головой, махнул рукой: – Эй, Матвей, иди сюда! Тут возник такой вопрос: нам нужны большие зеркала. Хотя бы пару тысяч. Сделаешь?
– Как два байта переслать! – так же весело отозвался студент. – С тебя прокатный стан, природный газ, кислородное дутье, конвертер и электростанция.
– Вот сейчас не понял… – развел руками Один.
– Ты что, не знаешь, как делаются зеркала? – изобразил клоунскую рожу паренек. – Это же элементарно! Берешь бассейн с расплавленным стеклом и тянешь из него вязкую массу полированными валками. На получившуюся ленту наносишь алюминиевое покрытие, остужаешь и режешь. Элементарно, правда? Любой дурак способен.
– Подожди! Но ведь до изобретения кислородного дутья, прокатных станов и прочей хрени зеркала тоже делали?
– А то! – хмыкнул студент. – Грели стекло в угольных печах, выдували из расплава огромные шары, заливали амальгамой. А потом аккуратно разбивали. Получившиеся осколки выравнивали и заправляли в рамки. В результате зеркала получались неизменно чуть кривыми, с искажениями, и размером самое большее в две-три ладони. Не думаю, что тебе удастся протиснуться в подобный портал.