Она внимательно смотрит на меня. Ее медленный оценивающий взгляд скользит по мне. Она размышляет.
— Мне бы хотелось, чтобы ты ею воспользовался, — вдруг отвечает она, слегка улыбаясь.
Но я продолжаю стоять, не веря в происходящее.
— Я тут подумала… Давай не будем больше ссориться, — негромко произносит Китнисс и протягивает ко мне руку.
Мне безумно хочется протянуть свою и коснуться ее. Но я быстро одергиваю себя.
Непонимание происходящего останавливает меня.
Опустив руку, Китнисс печально смотрит мне в глаза.
— Ты меня не понимаешь, верно?
Медленно качаю головой, растерянно глядя на нее.
— Я передумала, Пит, — тихо говорит она.
Снова шок. Что это значит? Мне не послышалось? Немые вопросы роем жужжат в моей голове.
Повисла долгая тишина. Только быстрый стук наших сердец, кажется, нарушает покой комнаты.
Я глубоко вздыхаю, чувствуя, что в легких не хватает кислорода.
Мои глаза быстро бегают в поисках укрытия от ее пристального взгляда.
— Я хочу этого, — произносит она и, медленно встав с кресла, подходит ко мне вплотную.
— А ты уверена? — все еще сомневаясь в услышанном, дрожащим от волнения голосом спрашиваю я.
— Да, я уверена. Теперь уверена, — настойчиво произносит жена.
Она протягивает руку и, касаясь моей шеи, притягивает лицо к себе. И когда мои губы оказываются в нескольких сантиметрах от ее, Китнисс, глядя прямо мне в глаза, шепотом повторяет:
— Я хочу… Я хочу от тебя детей.
Не шевелюсь и позволяю ее поцелуям ласково скользнуть вдоль линии скул. Но когда ее губы оказываются совсем близко, грубо притягиваю ее к себе за талию.
Наш поцелуй сначала агрессивный и требовательный, становится неожиданно нежным и таким тягуче сладким.
Чувствую сбившееся дыхание Китнисс, когда отпускаю ее дрожащее тело.
Отстраняю жену от себя на расстояние вытянутой руки, стараясь скрыть охватившую меня бурю эмоций.
Мне требуется время, чтобы обрести возможность думать и дышать.
Секунда. Затуманенный взгляд. Этого достаточно, чтобы объявить перемирие…
========== — Долгожданное чудо ==========
POV Пит
Теплый безветренный вечер.
Розовато-голубые сумерки повисли над городской площадью, оповещая о предстоящей теплой ночи. Веселый беззаботный смех детворы, бегающей неподалеку, разносится по округе. Рабочий день окончен, и взрослые торопливо шагают по улице с покупками, поглядывая на часы. Время близится к ужину, и многим нужно приготовить еду и собрать домашних за семейным столом.
Отпустив пораньше своих помощников, суетливо проверяю состояние готовности печей к завтрашнему дню и раскладываю посуду на ее привычное место. Легкая усталость дает о себе знать, но это никак не портит моего приподнятого настроения. Всегда радуюсь этому времени суток… Ведь меня ждет дома жена.
Выхожу из пекарни, еще раз всматриваясь в глубь помещения: все чисто и убрано. Выключаю свет и, звеня ключами, запираю входную дверь.
Улыбаюсь проходящим мимо знакомым, которые прощаются со мной и желают хорошего вечера.
Приятно ощущать себя частью этого мира. Быть таким же, как и все. Чувствовать себя нужным. Мне так же, как и им, есть куда идти и есть ради кого жить на этом свете.
Прохожу последнюю городскую улочку. Здесь тише, в отличие от центра, да и больше зеленых посадок. В некоторых домах уже включают свет.
Выхожу на давно знакомую тропинку, ведущую к дому, и прибавляю шаг.
Пройдя мимо журчащего фонтана рядом с домом, поворачиваю к крыльцу. Уже отсюда чувствую приятный запах пищи, который смешивается с ароматами цветущих примул.
Открываю дверь и захожу в теплое помещение. Замечаю, что в доме тихо, но в кухне горит свет. Обычно жена встречает меня, но сегодня этого не происходит. Стараюсь быстро расшнуровать ботинки и найти ее.
Первым делом заглядываю в кухню, но там никого нет. Прохожу в гостиную и замечаю Китнисс, неподвижно сидящую на диване.
Подхожу ближе и замечаю ее растерянный взгляд.
— Что такое, милая? — ласково спрашиваю я, останавливаясь возле нее.
Китнисс вздрагивает, услышав мой голос. Большие серые глаза напугано смотрят на меня, а ее ладошка беспокойно поглаживает давно округлившийся живот.
— У меня отошли воды, — дрожащим голосом шепчет жена.
Теперь становится страшно не только ей. Пытаюсь быстро взять себя в руки. Моя поддержка сейчас так необходима, и я не должен показывать беспокойство. Это наш первенец. Мы готовились к его появлению.
Сажусь рядом и прижимаю Китнисс к себе. Она дрожит в моих руках, а я, поглаживая, стараюсь ее успокоить.
— Не волнуйся. Все будет хорошо, — пытаюсь быть как можно более убедительным.
Жена взволнованно сопит мне в плечо и, кажется, вот-вот заплачет.
— Я ждала тебя…
Понимаю, что медлить не стоит и нужно что-то делать. Целую Китнисс в макушку и осторожно отстраняю ее от себя. Даю ей обещание, что непременно вернусь, как только вызову врача.
Подхожу к телефону и набираю знакомый номер. Слышу долгие длинные гудки, прежде чем женский голос раздается в трубке. Сообщаю врачу о том, что пришло время, и, получив от нее согласие приехать, поспешно отключаюсь.
— Теперь ты должна ходить, — говорю жене, заходя обратно в гостиную. — Это наставления врача.
— Мне это как-то не нравится… Скажи, что все будет хорошо, — испуганно шепчет Китнисс, вновь прижимаясь ко мне.
— Все будет хорошо. Я тебе обещаю. Скоро приедет доктор. Просто потерпи.
И так мы ходим, временами останавливаясь, когда появляются схватки.
Лишь спустя примерно час, прибывает помощь. Не спеша отвожу жену наверх в нашу спальню. Схватки учащаются, а мои нервы совсем на пределе. Мне так хочется помочь ей выдержать все это, взять на себя хоть малую часть ее вынужденного страдания и страха, но это невозможно.
Объясняю врачу, что Китнисс здорова, но я не хочу, чтобы она испытывала боль. По моей просьбе, когда приходит подходящее время, доктор вкалывает ей обезболивающее.
Спустя несколько минут жена пребывает в каком-то странном состоянии: ей кажется, будто плотный туман окутывает нашу комнату, но, во всяком случае, острая боль уже отступает. Теперь Китнисс может терпеть и это успокаивает меня. Сажусь рядом с женой и, взяв ее за руку, крепко сжимаю.
Наблюдаю за ней. Вижу, как она тяжело дышит, закрывая глаза.
— Смотри на меня, — прошу я, когда вижу, что ей по-прежнему страшно. — Ничего не бойся.
Китнисс слушает — ее густые ресницы приподнимаются, и на меня смотрят потемневшие, как перед дождем грозовые тучи, — серые глаза любимой.
Глядя на ее побелевшее лицо, я думаю о том, что, если бы мог, то бесспорно вновь отдал жизнь за эту женщину, которая вот-вот родит нам первенца.
Китнисс стала частью моей души. Она давно стала для меня важнее собственной жизни.
Нежно глажу мокрый от пота лоб возлюбленной и молюсь, чтобы все прошло гладко.
— Скажи, ведь нам повезло?
«Повезло» — это беспечное и доброе слово не выражает всей полноты моих чувств. И все-таки послушно соглашаюсь, глядя в самые красивые в мире глаза:
— Да, милая, нам повезло. Мы вместе…
Скоро боль жены становится нестерпимой. Она страшной волной захлестывает мозг, разрывает тело, лишая Китнисс разума и воли, и даже лекарство не помогает с нею справиться. Жена кричит, вцепившись в мою руку, будто она единственное спасение, как это было всегда…