Танико была оскорблена.
- Я имею право на личную жизнь! Начиная с императора, на этих островах нет ни одного дворянина, который не спит с несколькими женами и разными куртизанками. И более того, Дзебу - герой! Его деяния легендарны! Как может кто-нибудь говорить что-то плохое о нём?
Ейзен покачал головой.
- Наши господа могут развлекаться как хотят, но наши дамы должны быть целомудренны. Я не одобряю такое положение дел так же искренне, как и вы, но мы не можем изменить его. Что касается героизма Дзебу, есть много людей, которые завидуют ему и ненавидят его. Юкио был героем, но люди все равно отвернулись от него.
Танико была в слезах.
- Я не сделаю этого! Я не откажусь от него! Это нечестно! Я люблю его всю свою жизнь, и мы ни разу не смогли провести вместе больше нескольких месяцев подряд. Даже в последние шесть лет мы встречаемся только во время коротких визитов. Теперь, впервые в нашей жизни, мы можем жить вместе, как мы всегда хотели. Нам осталось так мало времени, сенсей! - Она молила о понимании. - Мы не можем надеяться, что проживем ещё долго. Правда же, мы имеем право на несколько лет счастья, оставшихся нам!
Ейзен покачал головой.
- Единственное, что обещано нам в этой жизни, - страдание.
Гнев кипел в ней. Она перевела дыхание и открыла рот, чтобы протестующе закричать, чтобы заявить "нет" вере в то, что жизнь - это только страдание, "нет" его требованию жертвы, "нет" всем страданиям и потерям своей жизни, "нет" многим годам, проведенным вдали от Дзебу. Но пока она дышала, ей показалось, что какая-то огромная сила овладела ею и вбирает в себя ее дыхание, как вода вблизи берега вбирается в большую подступающую волну, и вот уже её легкие наполнились так, что были готовы разорваться. Затем волна отхлынула.
Она позволила воздуху вырваться из неё одним ужасным воплем, долгим криком ярости и агонии, криком, идущим из самой глубины её существа. От силы, вложенной ею в этот вопль, у нее скрутились мышцы живота, запылало горло и заболели связки на шее. Она продолжала кричать, пока последний глоток воздуха не вышел из её груди.
Она открыла глаза и с изумлением увидела, что Ейзен сидит в неглубоком пруду с карпами, глядя на нее с таким же удивлением, как и она на него. Через мгновение он начал смеяться.
Вокруг раздалось клацанье оружия. Самураи, охранявшие Танико, услышали ее вопль и поспешили к ней на помощь. Воины-монахи Дайдодзи увидели Ейзена, упавшего в пруд, и прибежали помочь своему сенсею. Две группы вооружённых людей стояли кольцом вокруг Ейзена и Танико, яростно глядя друг на друга, напряжённые и готовые сражаться. Танико и Ейзен отпустили их, уверив, что всё в порядке и что они никоим образом не хотели причинить вреда друг другу. Прежде чем кто-нибудь успел помочь ей, Ейзен с плеском поднялся из пруда, как бы самой своей ловкостью подтверждая, что все в порядке.
- Сенсей, что случилось? - тихо спросила Танико, когда они снова остались наедине.
- Это явление разработано мастерами чан из Китая; мы, последователи дзен, ввели его здесь в боевые искусства, - сказал Ейзен. - Это называется "киай", крик. Через много лет практики изучающий эти искусства может издать крик, способный оглушить или убить человека. Сейчас, под влиянием ситуации, вы издали такой киай естественным образом.
- Да, но что случилось со мной, сенсей?
Ейзен взглянул в её лицо. Солнце давно село, и сад Дайдодзи освещался многочисленными бронзовыми и каменными фонарями, их свет, мерцая, отражался в пруду. Из-за ограды храма выглядывала почти полная жёлто-оранжевая луна.
- Ах! - сказал Ейзен, внимательно всмотревшись в лицо Танико. Его взгляд и лёгкий вздох подтвердили то, о чем она догадывалась. Поднималась луна, и она чувствовала, что внутри нее тоже поднимается свет. Страдание, которое она испытывала мгновение назад, было вытеснено чистой, безграничной радостью. Её озарило! Её вопль был криком самой жизни, жизни, которая была в её родителях и которую они передали ей, жизни, которая перешла к ним от бесчисленных поколений предков, которая была такой же, как и жизнь, находившаяся в Ейзене, в карпах в пруду, в деревьях вокруг них. Быть живой - значит страдать. Вопль боли и протеста против боли есть первоначальный крик жизни. Первым побуждением каждого рождённого ею ребенка был такой крик. Это был крик ян, творческого начала, самим своим страданием побуждаемого преодолевать свои несчастья и становиться сильнее и мудрее. Она почувствовала неразрывность всего сущего. Это был экстаз, который она раньше ощущала лишь в самые возвышенные моменты с Дзебу.
- Этот крик, сенсей, - сказала она, - выражал тот облик, который я имела, прежде чем родилась.
Ейзен опустился на колени и прижался руками и лицом к земле перед ней, смиренно признавая её озарение. Она была так поглощена своими новыми мыслями и чувствами, что едва замечала, что он делает.
- Я не чувствую, что я сделала открытие, - сказала она, когда он снова поднялся. - Я чувствую, будто я вспомнила что-то, что я всегда знала.
- Одно дело - знать, что огонь обжигает тело, - сказал Ейзен. - Совсем другое - узнать эту истину, положив руку в пламя факела. Теперь мне нужно найти новую кунг-ан, чтобы вы над ней работали.
- Я должна продолжать решать кунг-ан до конца моей жизни?
Ейзен засмеялся.
- Говорит ли когда-нибудь изучающий боевые искусства: "Теперь моя учеба окончена, мне не нужно больше тренироваться"? - Его круглое лицо стало серьёзным и сострадательным. - Иногда воодушевление дает нам кунг-ан для решения. Теперь, когда вы нашли облик, который имели перед рождением, может быть, у вас появится мудрость, чтобы решить, что вы и Дзебу должны делать.
Танико задумалась на мгновение, всматриваясь в себя, чтобы понять, изменились ли её чувства к Дзебу. Ничего не изменилось. Она всё ещё хотела, чтобы он был рядом с ней до конца ее жизни, и она всё ещё негодовала на Орден за попытку разлучить их.