– Будущего не существует, – сказал Тайтаро. – Существует лишь настоящее. Пока я здесь, позвольте мне помочь вам.
– Я не боюсь умереть! – прошептал Согамори.
– Я собираюсь не просто освободить вас от страха – сказал Тайтаро. – Я собираюсь сделать вас снова ребёнком, свободным от владений, ранга, родственников, знаний, прожитого, будущего, даже от языка, – так, чтобы вы предстали перед Господом, как ребёнок, идущий в руки к матери.
«Согамори – человек, убивший мою мать», – подумал Дзебу. Но то, что сказал Тайтаро, волновало его в большей степени, чем ненависть к главе Такаши.
– Вы – не Согамори, – продолжал Тайтаро. – Вы должны проститься с Согамори, забыть о нём. Согамори был лишь карнавальной маской, которую вы носили, но танец уже окончен.
– Я надену другую маску для другого танца! – голос Согамори, казалось, ослабел. Тайтаро наклонился вперед и внимательно посмотрел в глаза Согамори.
– Другого танца не будет. Перед этим тоже не было танца. Всё время в прошедшем, настоящем и будущем вы носили эту маску, но она никогда не была вашей. Сбросьте ее. Сейчас!
Он щелкнул пальцами перед лицом Согамори, – громкий внезапный звук, похожий на треск кости. Последовала тишина, а затем Согамори сказал:
– Я вижу!
– Что вы видите?
В позе, в которой Тайтаро склонился над ним, сквозило нетерпение.
– Я вижу Согамори. Я вижу его юношей, стреляющим из лука в воинствующих монахов Дайдодзи в их святилище, не боясь богов! Я вижу его с сыном Кийоси, подчиняющим себе врагов императора. Я вижу Сына Небес, провозглашающим его канцлером, даже Фудзивара кланяется ему. Я вижу, как он замыкает круг, начавшийся, когда его предок, император Камму, был на троне. Согамори, Такаши-но Согамори!
– Не Согамори! – мягко сказал Тайтаро. – Не Такаши.
– Не Такаши? – без выражения прошептал Согамори. Его голос стал ещё слабее. Слова становились неясными. Дзебу знал, что Согамори совершает свой последний путь через жар – бред – смерть.
– Даже не Такаши? Если я не Такаши, то я – ничто! Если я – ничто, то я… – Последовало длительное молчание, во время которого Согамори изучал лицо Тайтаро, затем посмотрел на тени храмового зала, вглядывался в улыбающуюся Кваннон.
– Всё! – сказал Согамори и закрыл глаза.
Тайтаро, Дзебу и три других монаха сидели, скрестив ноги, и ждали. Снаружи раздавались крики монголов, испытывающих судьбу в какой-то игре. Ближе к вечеру, в час Обезьяны, Такаши-но Согамори умер. Тайтаро положил свою руку на его широкую неподвижную грудь, теперь уже холодную на ощупь, и кивнул Дзебу. Он начал вытаскивать иголки из тела Согамори. Два буддистских монаха неистово молились в то время, как монах Судзуки отвел Тайтаро к сундуку, стоящему в углу храма, в котором находилось оставшееся имущество Согамори. Священники вытащили его из повозки, в которой Согамори отправился в свое последнее путешествие. В нем находились золотые и серебряные чаши и шары, нефритовые статуэтки, рулоны изысканного шелка, свитки с рисунками и несколько замечательных мечей. Однако там был и другой меч, который Дзебу узнал. Меч был очень длинный, с прямым лезвием, какие изготавливались сотни лет назад, рукоять была покрыта орнаментом – свернутым в кольцо серебряным драконом на черной лакированной поверхности.
– Это Хидекири, служащий для отрезания бороды, – сказал он Тайтаро. – Старейший меч Муратомо! Я видел его в последний раз в руках Домея около двадцати лет назад, когда он послал меня вместе с его сыном Хидейори в Камакуру. Такаши взяли его в плен вскоре после этого, и, должно быть, с тех пор Согамори хранит его у себя. Юкио обрадуется, вновь увидев Хидекири…
Дзебу и Тайтаро пошли к выходу из храма, где их ждал Торлук. За ними шли три священника, несшие сундук.
– Чем вы занимались, святые отцы? Отравляли его этими иглами и питьем?
Тайтаро покачал головой.
– Эти вещи нужны были, чтобы разбудить его и уменьшить его боль, а не убить Согамори.
– Я никогда не смогу понять шаманов и монахов, – проворчал Торлук. – Теперь он мёртв, и я могу отнести его голову господину Юкио.
Молча Тайтаро вошел в храм, одну за другой взял свечи с алтаря и бросил их на бумажные ширмы и деревянные стены, в то время как буддистские священники и Торлук кричали, чтобы он остановился.
Вскоре вся внутренняя часть скрылась в пламени и дыму. Лицо Торлука покраснело от гнева.
– Если бы ты не был служителем религиозного культа и твой сын не являлся бы сподвижником Юкио, я бы убил тебя, старик!
– Я чувствовал, что тело Согамори должно было быть сожжено, а не расчленено, – спокойно сказал Тайтаро.