Однако парламент не успокоился на достигнутом. К новому наступлению на королевский двор парламентариев подстрекали советники Брюссель и Бланмениль. Королева приказала заключить их под арест и этим «подняла на ноги» весь Париж. За одну ночь город оброс баррикадами. На сторону парламента перешли члены магистратуры верховных судов и придворная знать, а также практически все принцы во главе с Гастоном Орлеанским. Еще одним зачинщиком смуты стал де Гонди, племянник архиепископа Парижа, которого потом назвали «одним из главных виновников» того, что Франция была залита кровью в жестокой гражданской войне.
Больше всего фрондеров злило отношение к этим событиям малолетнего короля. Он вовсе не собирался принимать их сторону, а полностью поддерживал действия своей матери и крестного, послушно следуя всем их указаниям. Да и могло ли быть иначе? Ведь Людовику в то время было только десять лет. Кроме того, нельзя не признать, что именно кардинал больше всего повлиял на становление его личности. Несомненным результатом воспитания Мазарини стали не только политические взгляды наследника французского престола, но и его художественные вкусы. К примеру, благодаря кардиналу он «заразился» любовью к итальянской культуре. Отсюда «выросло» не только его увлечение гитарой, но и преклонение перед итальянскими художниками, архитекторами, актерами. Одним из свидетельств тому впоследствии станет его приглашение в Париж легендарного архитектора Бернини и виртуоза того времени, гитариста Франческо Корбетта. Правда, не все, чему Мазарини желал научить своего воспитанника, было тому по душе. Так, стремясь приучить Людовика к экономии, кардинал ограничивал его карманные расходы до безобразия. Как писал в «Мемуарах» камердинер короля Лапорт, бывали случаи, когда Мазарини изымал у него уже выданные деньги. А Александр Дюма, ссылаясь на того же Лапорта, описывал и другие примеры скаредности кардинала: король вынужден был спать на одних и тех же простынях до той поры, пока они не приходили в негодность, ему часто отказывали в карете, а сорочки меняли так же редко, как и постельное белье. Однако с годами Людовик будет все больше ценить Мазарини и детская нелюбовь к нему сменится дружеской привязанностью.
Во время драматических событий Фронды юный Людовик впервые столкнулся с предательством близких родственников, в частности двоюродных братьев и представителей знати. В результате мятежных действий под руководством Гастона Орлеанского, принцев Конти и Конде, герцога Бофора королевская семья вместе с несколькими министрами и придворными вынуждена была в ночь с 5-го на 6 января 1649 года бежать из Парижа в Сен-Жермен-о-Лэ. Но тамошний дворец был плохо подготовлен к пребыванию венценосных особ. Через некоторое время они вынуждены были вернуться в Париж, где Анна Австрийская отдала приказ об аресте главных вождей Фронды. 19 января 1650 года принцев Конде и Конти, а также герцога де Лонгвиля заключили в Венсенский замок. К королеве явился президент парламента с ходатайством об освобождении высокородных бунтовщиков. Присутствовавший при этом визите Людовик XIV был сильно возмущен увиденным и услышанным. После ухода президента парламента он сказал королеве: «Мама, если бы я не боялся прогневить вас, я бы трижды велел президенту умолкнуть и выйти».
Тем не менее принцы вскоре были освобождены по королевскому приказу. И способствовал этому Мазарини, находившийся тогда в изгнании. Предвидя новые беспорядки, он рассудил, что Конде может ему пригодиться для усмирении фрондеров. Однако парламент организовал новое наступление на королевский двор. В ночь с 9 на 10 февраля 1651 года король и регентша оказались фактически в заточении в собственном дворце и вынуждены были во второй раз тайно покинуть столицу. Вместе с матерью Людовик почти два месяца содержался под унизительным домашним арестом в Пале-Рояле. С тех пор он стал опасаться столицы и большую часть времени проводил в своих загородных резиденциях.
Эти трагические события, расколовшие страну и поставившие королевскую власть под угрозу, закалили характер юного короля. Он на своем опыте ощутил контраст между величием своего сана и реальной ограниченностью монаршей власти. Король-подросток увидел, как почтительно склонявшие перед ним головы парламентарии в то же время дерзко вырывали у его матери-регентши одну уступку за другой. Ему пришлось постранствовать по дорогам Франции, познав при этом страх и даже голод, – ведь Фронда, начавшаяся в Париже, быстро «расползлась» практически по всему королевству. В поездках по стране он воочию убедился в хрупкости ее экономики, отягощенной войной с Испанией, в административной анархии, в тяжелом положении граждан, задавленных поборами. Все это глубоко запало в память юного короля и впоследствии нашло отражение в его подходе к решению внутриполитических проблем Франции.
Опыт, полученный Людовиком XIV во время Фронды, заставил его быстро повзрослеть. К тому же 5 сентября 1651 года ему исполнилось 13 лет, и по государственному законодательству Франции он становился совершеннолетним. По этому случаю 7 сентября в Париже было устроено грандиозное празднество. В восемь утра король принял мать и членов семьи, пэров и маршалов, явившихся во дворец, чтобы его приветствовать. Потом королевский кортеж двинулся к зданию, в котором заседал парламент. Впереди процессии ехали два трубача и пятьдесят глашатаев в дорогих ливреях из шелка, бархата, парчи и кружев, расшитых жемчугом и бриллиантами. За ними двигались рейтеры короля и королевы, шли пешие лучники и знаменитая швейцарская сотня. В торжественной кавалькаде были губернаторы, рыцари Святого Духа, маршалы Франции, церемониймейстер, обер-шталмейстер, несущий королевский меч, длинные вереницы пажей и гвардейцев. Король, одетый в золотые одежды, изящно гарцевал на лошади в окружении телохранителей, восьми пеших шталмейстеров, шести вельмож шотландской гвардии и шести адъютантов. Вслед за ним следовала нескончаемая вереница праздничных карет, в которых сидели королева, его младший брат, фрейлины, принцы и герцоги. Официальная церемония состоялась на заседании парижского парламента. Выступив на нем, король произнес краткую речь: «Господа, я пришел в свой парламент, чтобы заявить вам, что я, по закону моего государства, сам и в свои руки беру правление. Я надеюсь, что с Божьей милостью это управление будет милосердным и справедливым. Господин канцлер изложит мои намерения». После этого все присутствующие преклонили перед ним колени и поклялись в вечной верности королю. На этом юридически закончилось регентство Анны Австрийской, регентский совет был распущен, а герцог Орлеанский освобожден от должности главнокомандующего французской армией. Молодой король поблагодарил мать и попросил ее и далее наставлять его, сказав: «Я желаю, чтобы вы были в Совете после меня». Отныне король мог подписывать главные документы и назначать новых министров при доброжелательной поддержке Анны Австрийской. Официальное объявление совершеннолетия Людовика XIV стало поворотным пунктом в истории Фронды. Ведь теперь акции, направленные против партии кардинала Мазарини, могли караться как государственная измена или преступление против Его Величества.
Впрочем, молодому королю тогда было не до кардинала. В 1652 году королевским войскам пришлось снова вести осаду своей столицы. В результате кровопролитных боев Фронда постепенно пошла на спад. Первыми о своей готовности встать на сторону двора заявили парламентарии. Единственным их условием было требование о повторном изгнании Мазарини. Хитрый итальянец, зная, что его вторая ссылка продлится не дольше первой, с легкостью на это согласился. В результате достигнутого соглашения королевский двор смог вернуться в столицу. Как писал новый военный министр Мишель Летелье, «почти все население Парижа пришло его встречать в Сен-Клу».
Теперь, когда прекратилось гражданское противостояние, парламент вернулся к своим обязанностям, а один из главных фрондеров, герцог Гастон Орлеанский, подписал документ о повиновении и признании своей вины, можно было смело возвращать из изгнания кардинала. И 25 октября 1652 года Людовик XIV написал Мазарини: «Мой кузен, пора положить конец страданиям, которые Вы добровольно претерпеваете из-за любви ко мне». И кардинал снова занял свой пост у королевского престола. Но оказалось, что теперь король вернул Мазарини лишь видимость власти. Он доверял своему премьер-министру в области внешней политики, дипломатии и военного дела. А вот что касается внутренней политики, финансов, управления и юстиции, то здесь действия кардинала вызывали у него недовольство. Особенно короля раздражал, как он писал потом в мемуарах, «беспорядок, царящий повсюду».