"Интересно, сколько же ему лет, - подумал Кадфаэль, - двадцать пять, наверное, вряд ли больше. Всего опасается, ишь ощетинился, словно ежик. Небось виллан, крепостной, - посочувствовал Эльфрику монах. - Парень, видать, сообразительный и ранимый, и если хозяин у него грубый и недалекий, несладко ему приходится".
- А сколько вас поселилось в доме?
- Мой господин, госпожа и я. И еще служанка, - коротко ответил Эльфрик и замолчал.
- Что ж, Эльфрик, можешь заходить ко мне, когда вздумается, - я всегда буду рад, чем сумею, угодить твоей госпоже. Что она хотела бы получить сегодня?
- Она просила немного базилики и шалфея, если у тебя есть. Она привезла с собой снедь, чтобы разогреть к вечеру, но забыла приправы, сообщил Эльфрик, слегка оттаивая. - Переезд дело хлопотное, за всем не уследишь.
- Ну, этому горю легко помочь - бери-ка, приятель, по пучку и шалфея, и базилики. А скажи, хорошая у тебя хозяйка?
- Хорошая! - обронил Эльфрик и умолк, как и после упоминания о служанке. Парень задумался, и мысли его, казалось, были невеселы. - Она была вдовой, когда вышла за хозяина. Он у нее второй муж, - помедлив, продолжил слуга. Эльфрик принял у Кадфаэля пучки трав, и пальцы его крепко стиснули стебельки. ("Словно горло, - подумалось монаху, - только вот чье? О хозяйке парень отозвался с симпатией".)
- Большое спасибо тебе, брат, - поблагодарил Эльфрик Кадфаэля, проворно отступил и вышел, прикрыв за собой дверь. Монах проводил его долгим задумчивым взглядом. Оставался еще час до вечерни, и можно было успеть заглянуть в лазарет, растереть брату Рису больные суставы да потешить старика столь любезными его сердцу звуками валлийской речи.
Однако Кадфаэль никак не мог избавиться от мыслей об Эльфрике. Чем можно помочь этому молодому человеку? Нелегка доля виллана, особенно если тот наделен способностями и оттого еще тяжелее переживает свое положение. А этого к тому же, похоже, гнетет какая-то тайная мука, и, видно, не одна. Кадфаэль не мог забыть, как ревниво и нехотя, сквозь стиснутые зубы, Эльфрик упомянул служанку.
Старый брат Рис сидел неподалеку от своей аккуратно застеленной постели, пристроившись поближе к огоньку, и кивал увенчанной тонзурой седой головой. Выглядел он довольно и горделиво, как человек, выполнивший свой долг, вопреки всем препонам. Старик важно задрал подбородок, тонкие седые брови его топорщились, а маленькие, но острые, почти бесцветные глазки лучились радостью. И было от чего: рядом с ним на табурете примостился энергичный черноволосый парень, который с видимым удовольствием хлопотал возле старца, услаждая его слух звуками валлийского языка. Ряса была спущена с костлявых плеч брата Риса, и его собеседник деловито втирал чуткими пальцами бальзам в больные суставы блаженно кряхтевшего старика.
- Вижу, что меня опередили, - шепнул Кадфаэль на ухо брату Эдмунду, столкнувшись с ним в дверях.
- Это сородич его, - тихонько отозвался тот, - валлиец с севера, откуда родом и сам брат Рис. Наверное, пришел, чтобы помочь новым гостям обители устроиться в доме у мельничного пруда. Как-то он с ними связан, вроде бы работает в городе у сына этой женщины. Ну а зайдя в обитель, не забыл справиться о старике, добрая душа. Брат Рис стал сетовать на свою ломоту, я рассказал про твою мазь, и парень вызвался помочь. Раз уж ты здесь, поговори с ними - тебе небось тоже приятно поболтать по-валлийски.
- А ты предупредил его, чтобы он потом как следует вымыл руки?
- Само собой. Я ему показал, где можно будет помыться и куда бутылку поставить, после того как закончит. Разве мог я позволить ему рисковать, после того как ты нагнал страху рассказом об этом вареве. Так что не волнуйся: он знает, что может получиться, если не остеречься.
Увидев подходившего брата Кадфаэля, молодой валлиец почтительно приподнялся было со своего места, но монах замахал рукой:
- Нет, нет, паренек, сиди, я не хочу тебя беспокоить. Я зашел сюда перемолвиться со старым приятелем и помочь ему, но вижу, что ты взял на себя мою работенку и недурно с нею справляешься.
Молодой человек весело кивнул и с удвоенной энергией принялся растирать плечи старика. На вид ему было лет двадцать пять - крепыш с широким обветренным лицом. Гладковыбритые выступавшие скулы, жесткие, густые волосы и брови, и решительное выражение лица выдавали в нем настоящего валлийца. Кадфаэлю понравилось, как он обращался с братом Рисом, - ласково, заботливо и чуть шутливо, точно с ребенком. Что ж, старик и впрямь впал в детство, правда, сегодня, благодаря молодому валлийцу, выглядел гораздо бодрее.
- Ох, как хорошо! - довольно проскрипел старец, поводя плечами под сильными пальцами молодого человека. - Видишь, Кадфаэль, родня-то старика не забывает. Это Меуриг - мой внучатый племянник. Он моей племяннице Ангарад сынком доводится. Я его еще вот таким крохой помню. Уж коли на то пошло, так я помню, и как она родилась, дочурка моей сестры. Много лет прошло с тех пор, как я ее последний раз видел, да и тебя, дружок, тоже, сказал старик, обращаясь уже к племяннику. - По правде говоря, ты мог бы и пораньше зайти меня проведать. Да только разве у нынешней молодежи есть родственные чувства, - ворчал разомлевший старец, не замечая сумбурности своих речей. - А что же девочка-то не приехала меня навестить? Ты почему мать с собой не взял?
- Так ведь в Шрусбери с севера ехать - не ближний путь. Да у нее и по дому хлопот невпроворот, - улыбнулся Меуриг. - Но я-то теперь живу поближе, устроился в городе плотником, так что смогу бывать у тебя чаще. Я тебя на ноги поставлю - весной еще погуляешь с по свежей травке.
- Племянница моя Ангарад, - промурлыкал, блаженно улыбаясь, брат Рис, - до чего чудесная малышка была, и такой красавицей выросла. Сколько годков-то ей сейчас будет? Думаю, сорок пять стукнуло, а я все равно уверен, что она такая же красивая, как и прежде, и не вздумайте мне перечить. Красавиц я повидал немало, но ни одна из них ей в подметки не годилась ...
- Ну уж кто-кто, а ее сын перечить тебе не станет, - добродушно усмехнулся Меуриг, а Кадфаэлю подумалось, что каждому время его юности представляется самым прекрасным, - и небо было синее, и трава зеленее, и дикие яблоки вкуснее тех, что нынче вызревают в садах. Вот уже несколько лет память стала изменять одряхлевшему брату Рису, его бессвязные воспоминания порой перемежались картинами, никогда не существовавшими в действительности, разве что в его воображении. Но, может быть, присутствие молодого родича оживило его ослабевшую память? Пусть даже это продлится недолго - все равно это царский подарок.