Она еще чуть приподнялась, пытаясь осторожно размять затекшую руку, но сено под ней зашуршало, и приор стремительно обернулся на звук. Рей замерла, встретив пронзительный взгляд его черных глаз. Его бледное лицо мгновенно переменилось, перекосилось от гнева, не осталось никакой нежной расслабленности, челюсть дернулась, губы сжались в линию. Он отложил скребок, схватил приставленный к стене короткий хлыст, вышел из стойла, закрыв за собой дверь.
Рей не успела ничего сделать, как он в один прыжок оказался рядом с ней, рывком вздернул ее за шкирку.
— Ты! Ленивая скотина! Спишь во время послушания? Почему денник не вычищен?
— Я… — проблеял Рене Морель. — Простите, мессир, я…
— Что — ты?
Он прижал ее к стене.
— Язык проглотил?
Его лицо было совсем близко. Черные глаза горели адским гневом. Он нависал над ней — страшный в своей внезапной ярости — одержимое чудовище, которое может сделать все что угодно.
Наверное, Рене Морель расплакался бы. Или упал в обморок. Но Рей, которую загнали в угол… Ей всегда не хватало выдержки. Инстинкты всегда брали верх над разумом, она не успела себя остановить, не успела ни о чем подумать — она врезала ему коленом. Наугад. Куда смогла.
Приор охнул от неожиданности, а потом с рыком рванул ее на себя, повалил в сено. В короткой и яростной борьбе он, конечно, одержал верх, быстро подмяв Рей под себя.
— Ты… как ты… посмел?! — выдохнул Кайло, глядя на нее сверху. Язык его как будто не слушался, слова застревали в горле от гнева. — Я тебе покажу! Я тебе…
— Пусти меня! — прошипела Рей, извиваясь всем телом, пытаясь вывернутся из его сильных рук. — Пусти, мерзавец!
— Мерзавец?! Ты забыл, с кем говоришь? В подвал захотел?!
— Пусти, кому говорят!
Рей билась отчаянно, и в какой-то момент он навалился на нее всем своим весом, прижал обе ее руки. Она почувствовала, как твердое сильное бедро приора вжалось между ее раздвинутых ног. И неожиданно для себя тихо ахнула. Приор тут же замер, вдруг ослабив хватку. Его взгляд стал… растерянным? Смущенным? Рей, не ожидавшая такого, тоже замерла, тяжело дыша. Время тянулось, тянулось, словно в замедленной съемке, пока они молча смотрели друг на друга.
“Ударь его! — надрывался внутренний голос. — Ударь и беги!”
Но прежде чем она успела что-то сделать, Кайло вскочил, прорычал что-то невнятное, ударил хлыстом по сену рядом с ней. Рванул дверь стойла, вывел лошадь, вскочил на нее без седла и, пустив с места в галоп, пулей вылетел из дверей конюшни.
====== Глава 6 ======
Рей села в сене, пытаясь прийти в себя, — после неожиданной яростной драки адреналин зашкаливал, ее всю трясло. Потом поднялась, дрожащими руками отряхнула с рясы налипшую солому и мелкий сор.
Что это было? Почему приор так себя ведет? Да, послушник Рене уснул на работе, но это не повод лично хватать его за шкирку и валять в сене, так мальчик может не выдержать и сбежать. Рене еще не пробыл тут недели — а до истечения этого срока по здешним правилам он вправе передумать и покинуть обитель, “не погубив свою душу”. Или такова здешняя тактика обработки новичков, применяемая для расшатывания психики? Хакс играет доброго следователя и поет новенькому о большом потенциале и великих достижениях, которые его ждут, а Кайло Рен играет злого. Хотя даже не играет, просто позволяет себе все, что хочет, творит, что ему вздумается, при полном попустительстве всех остальных...
При воспоминании о твердом, обтянутом тесными бриджами бедре, вжавшемся ей между ног, внизу живота неожиданно стало горячо. Рей сердито тряхнула головой. Что за глупость! Она просто устала, понервничала, плохо питается, много работает и мало спит. Будь она не здесь, а в своей нормальной привычной жизни, то и внимания бы не обратила на долбанутого приора, пусть у него даже густые черные кудри, красивые глаза и губы... такие... Да.
“Может, он по мальчикам?” — размышляла Рей, вычищая денник Силансьез, которую так удачно увел одержимый приор. — “Ему хочется трахнуть молоденького послушника? Но сначала совсем подавить его волю. А что, логично. Он пришел в монастырь за этим — унижать, абьюзить, издеваться, использовать и совращать наивных глуповатых мальчишек. Где еще он может так безнаказанно творить это все и реализовывать свои низменные фантазии? Властолюбие, садизм, желание контроля над чужой жизнью, кайф от возможности ломать чью-то психику — за этим отдельные уроды и идут в секты...”
От этих мыслей ей стало как-то совсем грустно. Как жаль, что такой… ну… хорошо, можно признаться честно: привлекательный мужчина (это же просто объективная оценка, да?) оказался таким моральным уродом. Впрочем, может быть, грусть усиливалась еще и от голода и усталости — но к счастью, с послушанием Рене в конюшне было покончено. Можно было отправляться в трапезную и ждать колокола, созывающего монахов на обед.
Обнаружить брата Дофельда пьяным, а трапезную — совершенно не готовой к приему братии Рей никак не ожидала.
Тощий и неловкий Митака и так-то не особенно ловко управлялся с раздачей еды, но тут дело было совсем плохо — он с трудом держался в вертикальном положении. Рей пришлось усадить его на кухне за стол, чтоб не путался под ногами, отобрать у него половник и разливать похлебку самостоятельно, а потом быстро резать хлеб и бежать в общий зал накрывать на стол. Все, на что хватало пьяного брата, — это только, запинаясь, подсказывать, где что лежит и что нужно делать.
Благодаря ей никто ничего не заметил, и обед прошел буднично. Потом всех снова отпустили на короткий перерыв, но Рей решила не идти в свою келью — все равно ее ждало послушание на кухне. Лучше подождать здесь, может, удастся перехватить кусок на ужин, пользуясь тем, что Дофельд несколько выпал из реальности. И заодно аккуратно расспросить его о том, что происходит в этом адском монастыре.
— Рене!.. — Он встал из-за стола, едва Рей появилась в дверях кухни, и пошел к ней, прижимая руки к груди. — Рене, брат мой!..
Рей неожиданно для себя оказалась в объятиях пьяного Дофельда, который бессвязно благодарил ее за спасение от адского приора. Если бы он облажался с обедом, то ему бы не миновать подвала…
— Какого подвала? — осторожно спросила Рей, усаживая Митаку обратно за стол.
— О, ты... не знаешь! — Он дрожащей рукой налил себе еще кальвадоса. — К твоему счастью!..
Ей быстро все стало понятно: вчера до смерти напуганный гневом приора Дофельд пил весь вечер после отбоя, а с утра, приложившись по привычке к бутылке, быстро надрался и к обеду уже ничего не соображал.
“Как бы не было запоя”, — с тревогой подумала Рей.
С другой стороны, не пришлось даже прилагать особых усилий, чтобы его разговорить, — язык у брата Дофельда совершенно развязался, и он сам неожиданно стал болтать.
— Подвал… Он их держит в подвале... Тссс! — Он перешел на шепот. — Не попадись ему, Рене… Он смотрит…
— Кого — их, брат Дофельд? И кто смотрит? Приор?
— Тех… Кто пропал. Раз — и нет тебя. И никто не хватится… Никто! Как будто и не было… Я... когда только пришел сюда... он меня... душил... Думал, мне конец… Но он оставил… чтоб потом… чтобы….
— Чтобы что? Чтобы тебя тоже убить? Он тебе угрожал? Приор? Что он говорил?
Митака принялся раскачиваться, глядя в свой стакан мутными глазами.
— Кровь… там кровь везде… И не отмоешь уже... Я тру-тру, а она нет… не отмы…вается. И с рук потом... не отмы... вается... Вот… Я смотрю... иногда ночами, а руки красные… И луна… красная…
— Он кого-то убил? — Рей изо всех сил пыталась перевести разговор в осмысленное русло, вытащить хоть какую-то информацию, но Митака явно говорил о чем-то своем, не обращая на нее внимания. — Приор? Ты что-то знаешь об этом? И о тех, кто пропал, ты их знаешь?
— А однажды я… палец… нашшел… Оторва… ли…
— Человеческий? Ты уверен? И где ты его нашел?