Выбрать главу

Наталья Александрова

Монета Александра Македонского

– Представляешь, мама, директор вынуждена была со мной согласиться!

Произнеся эти слова, муж оглушительно рассмеялся, и я поскорее закрыла глаза, чтобы не видеть мужа смеющимся. Глаза его при этом становились узкими, как у китайца, а рот, наоборот, ненатурально растягивался, как у клоуна. И сам смех – высокий, дробный, как будто рассыпали по столу мелкий горох, – едва не заставил меня передернуться. Перед глазами возникла эта самая куча гороха – сухого, червивого… Я с детства ненавижу гороховый суп.

– Сыночек мой! – нежно проворковала свекровь. – Ты как всегда на высоте!

Я поскорее открыла глаза, чтобы не видеть перед глазами жуткий горох. И тотчас перехватила взгляд свекрови. Иногда было забавно наблюдать за тем, как меняется этот взгляд. Если свекровь смотрит на своего сыночка, то в глазах ее всегда немое обожание, и ласка, и нежность. Если же свекровь смотрела на меня, то тут все было совсем не так. Взгляд ее был сладкий, как сахарный сироп. Причем сироп не от вишневого варенья или, скажем, черничного. Нет, варенья, например, из зеленых кабачков, когда-то в детстве мать один раз сварила такую гадость и больше уже никогда так не делала, потому что есть это было невозможно, так и скисли три банки в буфете.

Если же свекровь ненароком забывалась или мне удавалось перехватить ее взгляд, когда она думала, что ее никто не видит, то во взгляде этом было легкое презрение вкупе с настороженностью. Свекровь меня не то чтобы опасается, но постоянно начеку. Держит, в общем, руку на пульсе.

Раньше меня это даже забавляло, раньше, когда-то давно, года полтора назад. Почти сразу после того, как я вышла замуж. Теперь же все просто противно.

Муж наконец перестал смеяться и не то чтобы сильно похорошел, но смотреть на него можно было без содрогания. Но недолго, потому что он стал пить кофе, налитый мамой. Кофе был слабый, да еще разбавлен молоком, и приторно сладкий, муж пил его из большой кружки, блаженно жмурясь, отчего глаза его снова сделались узкими щелочками. Еще он громко причмокивал и сглатывал.

Против воли я воочию увидела, как бурда, именуемая в этом доме кофе, проходит через его горло, падает в пищевод… что там дальше… желудок, кажется…

Я так резко вскочила со стула, что он упал с оглушительным грохотом на пол.

– Тонечка, ты кофе будешь? – нарочито ласково спросила свекровь.

– Нет, лучше чай, – сквозь зубы ответила я и положила в чай два ломтика лимона.

– Тебе нехорошо? – встревоженно спросила свекровь. – Болит что-нибудь?

– Все в порядке, – я глотнула горячего чая, обожглась и немного пришла в себя, – подавилась просто.

Свекровь поглядела пристально, так что мне захотелось показать ей язык или прыснуть чаем, как в детстве мы баловались водой. Положение спас муж.

– Мамуля, можно мне еще кофе? – спросил он, и свекровь тут же переключилась на своего обожаемого сыночка.

Я закусила лимон, скулы тотчас свело от кислого, зато тошнота отпустила. Страх свекрови написан у нее на лбу огромными буквами: она боится, что я забеременею. Ребенок ей не нужен – это создаст дополнительные проблемы. Она так боится появления ребенка, что не в силах этого скрыть.

Тошнота появилась у меня несколько месяцев назад. Вот также утром я сидела за завтраком напротив своего мужа и смотрела, как он ест манную кашу.

Манную кашу я тоже ненавижу с детства, просто терпеть не могу. Не подумайте, что я такая капризуля, просто у каждого нормального человека есть две-три вещи, которые он не выносит. Физически не выносит. Моя подружка Ленка Соловьева, к примеру, терпеть не может кипяченое молоко, даже запаха его не выносит. Если у соседей молоко сбежит, то ей прямо плохо делается. Даже к врачу ее в детстве водили, врач сказал – такое явление называется идиосинкразией. Вроде как аллергия, только психологическая.

И вот, сидела я тогда напротив мужа и старательно отводила глаза от его тарелки, потому что мало того что он ел манную кашу, главное – как он ее ел. Сначала он сделал в каше небольшую ямку, и свекровь налила туда ложечку растопленного масла. Потом он аккуратно посыпал кашу сахаром, тщательно следя, чтобы ненароком не попасть в масло. Дальше, полюбовавшись на свою ювелирную работу, муж начал осторожненько проедать в каше ходы и дорожки, как мыши делают это в сыре, если, конечно, им улыбнется счастье и посчастливится наткнуться на целую головку сыра.

Свекровь с улыбкой умиления смотрела тогда, как ее ненаглядное сокровище возится с кашей, а муж еще при этом непрерывно говорил. Пересказывал свои сложные и высокие отношения с директором школы, последними словами ругал завуча, отпускал нелицеприятные замечания об учителях.