— Этот home более ужасное изобретение, если вдуматься, чем Освенцим, — сказал мне Злобин где-то в районе станции Квинс-Плаза. — Кто же придумал, какой садист, собирать старых людей вместе? Глядя друг на друга, им становится еще тошнее, а глядя на чужие уродства старости, каждый из них стареет и сходит с ума еще быстрее. Их бы надо расселить среди населения, среди внуков и правнуков. Чтобы они на молодых глядели, вместе со всеми участвовали. Тогда бы им веселее было…
— Да, — сказал я. — В нормальной, досовременной жизни так всегда и было. Но американцы не хотят своих стариков. Они сдают их в homes. Старики сидят в концентрационных бараках под надзором и ждут смерти.
Мы оба решили, что работать в home не станем. Мы сошлись на том, что лучше «воровать, грабить и убивать» (формула из индийского фильма «Бродяга» — впечатлявшего нас с Яном в детстве, его в Минске, меня в Харькове). До этих удовольствий нам, нужно сказать, было совсем рукой подать. Мне, во всяком случае. То есть до ограблений. Моисей Бородатых — редактор и владелец газеты «Русское Дело», где я проработал две недели, замещая уходившего в отпуск корректора, сказал, что сейчас у него нет для меня работы, но скоро он найдет для меня место. «Скоро», увы, продолжалось уже второй месяц и не собиралось закончиться. Костюм на мне был еще советский, волосы у меня были длинные и мысли невеселые. Не то чтобы я был подавлен жизнью, у меня не тот темперамент, но мне все больше не нравилась страна, куда я попал, я находил ее не то чтобы отрицательной, но бессмысленной.
Мы прошли с Бродвея по 56-й к двери «Русского Дела» и стали ждать Львовского. Злобин все не мог успокоиться, увиденные им перемазанные кашей и дерьмом старики волновали его.
— Ты отдаешь себе отчет, что этот хоум, где мы были, считается привилегированным, стоит денег, он на берегу океана расположен. И такая вонь, и такая жуть — хуже советских сумасшедших домов. А уж поверь, я знаю, о чем говорю…
Солнце заливало за спиной Злобина старый барак «Русского Дела». Ярко-сизые, и черные, и алюминиевые, если поднять голову, небоскребы 57-й улицы свежо вздымались над Яном. День был красивый. Сочное, ярко-синее небо, ветер.
— Если б наши дела были как этот день, а, Ян?
— Ты меня ни хуя не слушаешь…
Вышел Львовский. Руки в карманах брюк. Затемненные очки, улыбочка, усики.
— Извините, джентльмены. Блядский Ванштэйн приебался: закончи ему колонку, газета простаивает. Никакого уважения к перерыву рабочего человека… Похоже на то, Эдуард Вениаминович, что вскоре произойдет шахматная рокировка… Моисей Яковлевич о вас спрашивали, как, мол, господин поживают?
Львовский с удовольствием и часто употреблял шахматную терминологию. Он играл в шахматы на Бродвее на деньги. Хорошо играл. Выигрывал.
— Рокировка?
— Ну да. Ходят слухи, что замредактора давно болен раком. Он последует в могилу, господин Милеруд-Ильин на его замредакторское место, а вы — на корректорский стул… Двинулись, джентльмены?
Купив в ликер-сторе на Бродвее бутылку рома, мы двинулись, поочередно поглатывая из ромовой бутыли, туго завернутой в бумажный пакет, согласно законам штата Нью-Йорк о распитии алкоголя в общественных местах. Мы вышли на авеню оф Америка и прибыли к отелю «Американа». У отеля на ветру полоскались различные флаги, пощелкивая стальными проволоками об алюминиевые штанги. Плечистый швейцар в цвета какао пальто время от времени спускался по нескольким ступеням на уровень тротуара и открывал дверцы подъезжавших автомобилей. Из авто выпрямлялись солидные типы в костюмах. Вслед за швейцаром выбегали портеры и, извлекая из лимузинов и такси красивые чемоданы, тащили их в отель. Наша группа остановилась, и мы оказались в центре пешеходного траффика: из отеля, в отель, и поток пешеходов стремился неразорванныи по авеню мимо отеля. Совсем рядом, от соседнего здания, закончив их устанавливать, ударил по блистающим металлическим бочкам черный музыкант. Подъехал югослав с дымной хат-договой кухней на колесах. Вдруг сделалось очень шумно, как бы уличный парад начался у отеля «Американа».
— Я прочел в «Нью-Йорк Таймс», что номер бородатого затягивает между 900 и 1.200 долларами в день! — Злобин запрокинул голову и поглядел на уходящий в небо светлый корпус отеля. — Интересно, на каком он этаже?