Его карие глаза глубоко и пристально глядят в мои, и вдруг я слышу:
- Я помогу тебе, только скажи «Да»!
Я уже ненавижу его, а он продолжает меня ласкать в самом возбуждённом месте, никогда в своей жизни не бывавшим настолько скользким:
- Одно слово, только скажи «Да»!
- Что? О чём ты?
- Да, я согласна стать твоей женой... - проговаривает медленно и, кажется, уже занимается со мной сексом глазами.
Удовольствие смешивается с мучением, плавно перетекая в пытку: ни просьбы, ни уговоры мне не помогают, я эмоционально взвинчена и расшатана, почти уничтожена, впервые столкнувшись с жестокостью в самом мягком, справедливом и добром человеке из всех, кого встречала в своей жизни.
В эту секунду мне невыносимо сильно хочется произнести эти два звука, которые он так требует, но вместо них вспоминаю:
- Ты же обещал!
В тот момент, когда слёзы, невзирая на попытки сдержать их, затапливают мои глаза, Алекс останавливается. Я вижу, что он уже сожалеет о том, что делал. Его губы плотно, почти добела, сжаты, а в глазах мука и обида.
Через мгновение он уже между моих ног, раздвинув их шире руками, приподнимает меня, удерживая за поясницу, и аккуратно входит. Всего несколько его движений дают мне желаемое. Но облегчение не наступает: едва успевает затихнуть одна волна внутренних конвульсий, как меня накрывает следующая - ещё более мощная. А за ней ещё и ещё, снова и снова.
Вот так я узнала, что такое множественный оргазм, и произошло это тогда, в тот жестокий в своей поучительности раз, в тот долгий и странный день моих каникул в Париже.
Я обиделась. Очень сильно. После секса развернулась к нему спиной, всхлипывая, однако, не от обиды, а вследствие остроты только что пережитых ощущений. Моё сознание во второй раз в жизни постыдно отключилось во время оргазма - первый случился во второе наше свидание в душе.
Алекс просил прощения, и в его словах, в тембре его голоса, полного раскаяния, действительно была бездна сожалений. Он обнимал меня со спины, до боли вжимая ладонь в мой живот, и клялся в затылок, что больше никогда со мной так не поступит.
Однако его клятвы не были мне нужны. Что обижаться, ведь, по сути, я творила с ним всё то же самое только женскими методами. Он мучается, имея более чем скромную интимную жизнь, противоречащую его природе и возможностям.
В ту ночь мы впервые в жизни были обижены друг на друга, но это не помешало нам заняться любовью ещё дважды. В последний, третий раз, Алекс любил меня стоя, и пока я извивалась под действием сладострастной силы его толчков, он тихо и нежно прошептал мне на ухо:
- Ты такая красивая, такая желанная, такая сладкая... Я изнываю от жажды любить тебя каждый день и по многу раз... Скажи, что мне делать? Как быть с этим? Как мне жить?
Но вместо ответа, которого у меня нет, из моего рта вырывается стон очередного стирающего границы оргазма.
ГЛАВА 11. Игра на раздевание
Jetta - Take It Easy (MatstubsRemix)
Утром я просыпаюсь от пристального взгляда. Самый первый образ, отправленный в тот день моему мозгу на обработку, был как никогда прекрасен: большие карие радужки, окружающие тёмные зрачки, и чёрные немного загнутые кверху ресницы - глубокие умные глаза Алекса. Они явно чего-то хотят от меня, эти глаза.
Голова моего горячего любовника покоится на его согнутой руке, а сам он неотрывно смотрит на моё лицо. Как долго? Не знаю.
- Давно ты смотришь на меня?
- Давно.
- Увидел что-нибудь новое?
- Я не искал нового.
- А что же ты делал?
- Посылал тебе правильные мысли.
В тот день мы пересмотрели все основные достопримечательности Парижа: Лувр, Триумфальную Арку, Эйфелеву башню, Нотр-Дам, Собор Сакре-Кёр на Монмартре. Но, сказать по правде, я не была впечатлена настолько, насколько ожидала. Не знаю, может всё дело в холодном феврале, в котором мне довелось попасть в город мечты? Из всего перечисленного в списке запомнилась лишь одиноко висящая на гигантском деревянном стенде сама по себе неожиданно небольших размеров Джоконда, спрятанная под стеклом и огороженная синей лентой, недоступная во многих смыслах и, главным образом, по причине переполненности довольно большого зала туристами. Но мне всё же удалось протиснуться, чтобы хотя бы на расстоянии пяти метров взглянуть на неё, и ничего, ровным счётом ничего, не увидеть. Ну, может быть, если достать её из стеклянного кокона, водрузить на стенд прямо перед своим носом, выключить свет, а само полотно подсветить специальными фонарями, то тогда, вероятнее всего, её знаменитая улыбка может и обнаружится, но зачем? Зачем, если я могу увидеть гораздо более восхитительную в своей выразительности и переменчивости улыбку, повернув лишь голову назад, где за моей спиной стоит высокий молодой мужчина с длинными чёрными слегка вьющимися волосами и карими умными глазами.