- Можешь отвезти меня в аэропорт? - просто прошу.
- Нет.
- Почему?
- Сегодня нет твоего рейса.
Да, конечно, я об этом не подумала. Значит, снова придётся ночевать в его квартире. Или попросить снять мне номер?
- А завтра есть? - тихонько спрашиваю.
- Твой рейс послезавтра, и ты об этом знаешь, - и я буквально слышу, как снова рвутся его раны в горле и на связках, как они кровоточат.
- Да, я знаю, но подумала, может, получится пораньше...
- Почему? - его взгляд душит меня, мы стоим на светофоре, невыносимо долго не меняющем свой цвет с красного на зелёный.
- Мне пора домой...
И всегда сдержанный, такой воспитанный и обученный великосветским манерам Алекс проявляет несдержанность: он взрывается, его лицо искривляется злобой и обидой, руки с силой ударяют по рулю, он отворачивается.
Когда мы трогаемся, я вижу его профиль, и на нём выражение: «Я мужчина - поэтому не плачу, но перестать быть человеком не могу, и поэтому у меня всё надрывается внутри».
И я знаю, почему надрывается: есть нечто важное для него, видно, действительно важное, раз уж он так расстроен, и об этом он с завидной регулярностью просит меня, всегда напоминает, не даёт забыть о своём желании.
Алекс очень умный мужчина, и в этот свой приезд я совершенно неожиданно и незапланированно несколько раз была максимально близка к заветному «Да», потому что случались моменты, когда оно не казалось таким уж бестолковым и опрометчивым: когда лились слёзы из моих глаз в Нотр-Даме, когда мы занимались утренней любовью, и Алекс впервые позволил мне ласкать свои волосы, желая этим показать, как хорошо ему от этого бывает, когда мы гуляли вместе по Парижу, самые счастливые во всей Вселенной, когда неслись в голубом тоннеле, целуясь.
Меня словно раскачивает на качелях, и когда толкает Алекс, я подлетаю максимально близко к отметке «Да» и всякий раз едва-едва не дотягиваю до неё, но когда с другой стороны толкает жизнь, я легко и непринужденно пролетаю с большим запасом отметку «Нет».
Mikky Ekko - Feels Like the End
Следующий день я провожу, гуляя в одиночестве по Парижу. Когда возвращаюсь, Алекс работает, разложив на стеклянном столе кухни свои планшеты, ноутбуки, чертежи. Увидев меня, он искренне радуется и подходит, чтобы обнять, а я не отталкиваю, хотя очень хочется, но и ответить не могу. Он понимает, чувствует, отпускает меня, заглянув в глаза до одури больным взглядом.
Поздним вечером я слышу, как часто и подолгу звонит его телефон, но он не поднимает трубку. Уверенно решаю, что звонит какая-нибудь из его многочисленных девиц, а он не желает при мне говорить - ведь все двери открыты, и всё слышно же. В конце концов, Алекс не выдерживает, принимает звонок и со злостью орёт:
- Не звони мне и забудь вообще, что я существую, придурок!
Сразу за этим я слышу, как хороший, дорогой телефон разлетается, встретившись с полом или стеной.
И так я понимаю, что Алекс на грани.
Он слишком сложен для меня чтобы любить его, слишком красив и слишком сексуален, чтобы рискнуть назвать его своим мужем, но он человек с сердцем, и это сердце не выбирало свою оболочку. Поэтому я вхожу на кухню: на полу валяется разбитый и разлетевшийся на чёрные пластиковые осколки телефон, на серой стене белеет скол штукатурки, голова Алекса покоится лицом вниз на его скрещенных на столе руках. Я тихо подхожу и нежно обнимаю его сзади, кладу голову ему на спину, прижимаясь щекой, и чувствую, как камень медленно, но уверенно плавится, становясь мягким и податливым, как капля за каплей стекает в никуда его напряжение. Мой слух улавливает, как учащается его дыхание, ладони ощущают ускоренное биение сердца, спрятанного в его горячей груди, и я понимаю, как ему сейчас плохо, тяжело от осознания безысходности, собственного бессилия что-либо изменить.
Признаюсь:
- Знаешь, есть две вещи, которые я не пробовала ни разу в жизни, и мне кажется, что сейчас - самое время.
Алекс долго молчит, но любопытство сильнее обиды, и, в конце концов, спрашивает:
- Что это?
- Я ни разу не напивалась и не пробовала курить травку, - сообщаю с долей торжественности в тоне.
Мне нравится эта неожиданно пришедшая на ум игра - пусть и временный, но всё-таки выход из нашего тупика.
- Ни разу?
- Для этого нужна подходящая компания: человек, которому можно полностью и безоговорочно доверять, и который согласится на это!
Алекс отрывает голову от своих рук, мы впервые за эти два дня смотрим друг на друга без боли, и его бровь многозначительно ползёт вверх.
И мы пьём. Пьём и курим, сидя на полу, в тусклом свете ароматических свечей. Алекс полулежит спиной на стеклянной стене кухни, у меня - сооружённое им полукресло - полукровать из подушек и одеяла тут же, около него. Наш разговор совсем не соответствует тем, какие обычно возникают в похожих обстоятельствах, он не вяжется с нашим стремлением расплавить свой мозг, размягчить настолько, чтобы он совсем не мог думать.