Четыре дня пролетели быстро, и по их окончании я изменилась сама: иначе расставила приоритеты, пересмотрела ценности.
Мы расстаёмся поздним вечером в понедельник, сидя в машине:
- Можно мне прийти завтра? - спрашиваю.
- Куда?
- К тебе. В больницу.
- Нет.
- Мне всё равно некуда себя деть - я тут одна, никого кроме тебя не знаю.
- Выйди прогуляйся... но только днём и только в окрестностях, далеко не уезжай - ты районов не знаешь, есть и неблагополучные.
- Опасно?
- Не думаю, но всё же одной не стоит...
- Алекс, можно я приду?
- Нет.
- Я ведь за этим сюда и приехала!
Он качает головой:
- Нет.
Мы некоторое время молчим, разглядывая мелкую морось на лобовом стекле машины и отражение в ней жёлтых огней отеля. Мне страшно открыть дверь машины, сделать шаг, за которым неизвестность: как он перенесёт операцию? Выйдет ли из наркоза? А вдруг сейчас - это последний наш разговор? Самый последний шанс увидеть его живым?
- Я желаю тебе удачи на операции! Позвони, как только выйдешь из наркоза, ладно?
- Ладно, - согласно улыбается, - позвоню. А ты возвращайся к семье, хорошо?
- Как только увижу, что ты в порядке, - обещаю, и Алекс улыбается ещё шире.
Но он не звонит ни на следующий день, ни на следующий за следующим. Стены отеля душат меня, и чтобы не сойти с ума, я выхожу в осенний Сиэтл. Бесцельно брожу по улицам, не чувствуя город, не видя его, потому что в мыслях отсчитываю изнуряюще долгие часы ожидания. Жду звонка ещё сутки, но его нет, поэтому решаюсь набрать сама. Отвечает Мария:
- Валерия, спасибо, что звоните. Операция прошла успешно: всё, что нужно было сделать, сделано.
- Как Алекс себя чувствует?
- Неважно. Из наркоза вышел с трудом. Сил у него мало, поэтому медики дают ему снотворное - он всё время спит.
- Ему разрешено принимать посетителей?
Она вздыхает в трубку и после короткой паузы чертит мои границы:
- Валерия, мы все очень признательны Вам за помощь и, конечно, оплатим все расходы, связанные с Вашим приездом, но не смеем больше Вас задерживать.
- Я бы хотела навестить Алекса, поговорить с ним..., - не сдаюсь.
- Это лишнее. Ещё раз благодарю. Вы можете отправляться к своей семье. О дальнейшем мы позаботимся сами.
Вот так вежливо и настойчиво меня попросили убраться восвояси. Но я не убралась, и на это у меня имелась очень веская причина: всем своим существом я чувствовала, что не сделала что-то очень важное, что главное ещё впереди.
Глава 17. У самого края
Sofia Karlberg Take Me to Church Hozier
Алекс позвонил мне только через два дня:
- У меня всё хорошо, Лера. Тебе нужно ехать к своим детям... уже много времени прошло.
- Я уеду. Скоро.
- Тебе что-нибудь нужно?
- Ты не хочешь увидеться ещё раз? Попрощаться... не по телефону?
Помолчав, он соглашается.
Спустя три дня я сама приезжаю в дом на берегу и то, что вижу, превращает меня в живую рану: Алекс стал ещё худее, чем прежде. Совершенно бледный, он утратил все свои краски и едва передвигается, каждое движение даётся ему с неимоверным трудом. Никогда я не думала, даже представить себе не могла, что когда-нибудь увижу его настолько слабым.
Самая страшная мысль разъедает моё сердце: вполне очевидно, что операция ему не помогла, он угасает.
Слезы сами собой льются из моих глаз, у меня больше нет власти над ними.
- Теперь ты понимаешь, почему я просил тебя уехать? Тебе больно, и я ничего не могу сделать. И ты навсегда запомнишь меня таким!
- Какая к чёрту разница! - меня уже душат рыдания, а не слёзы.
- Для меня есть разница!
- А каким бы ты хотел остаться в моей памяти?
- Здоровым, сильным.
- Ты таким и останешься, но не только в моей памяти, ты останешься в этой жизни! Этого не может случиться! Просто не может! Я запрещаю тебе! Запрещаю, слышишь?! Я не позволю! Я не отпускаю тебя! - кричу ему, между всхлипами. - Твоё место здесь!
Но Алекс меня не слышит и не слушает, ему тяжело дышать, и время от времени его душит кашель. В этот момент я ненавижу весь мир, но мой жизненный опыт и знания вызывают в моём мозгу сильнейшие аналитические вихри: наблюдаемые симптомы никак не укладываются в мои скудные познания о лейкозе.
Прощу Алекса позвонить лечащему врачу, но он отказывается, сославшись на поздний час. И хотя уже действительно до неприличия поздно, я выхватываю у него телефон и нахожу то, что мне нужно. Отвечает мужской голос, его обладателю, наверное, около сорока лет, и в моей пытливой голове заседает мысль, что врач не самый опытный. Мне легко понимать его английский, потому что говорит он чётко и правильно, тяжелее описать состояние Алекса. Доктор довольно нервно рассказывает, что осматривал непростого пациента при выписке, что Алекс сам настоял на возвращении домой, но, тем не менее, беспокоиться не о чем, нам следует придерживаться назначенного лечения, не паниковать и не беспокоить его без видимой причины: