Заметив нас, они подобрались и притихли. Мы беспрепятственно пересекли своеобразную границу. Улочка упиралась в знакомые сооружения — новые уборные, которыми мне уже доводилось пользоваться и не раз, пока я жила с монстрами. Тут тоже было загорожено так, чтобы дальше них никуда уйти нельзя было, как и прийти сюда не замечено.
Не стала тянуть время и быстро освободилась от ненужных переживаний за свой мочевой пузырь, за одежду и в целом — не хотелось обделаться на глазах той толпы, что сновала на площади.
На обратном пути, до нас донеслись звуки музыки. Она не была похожа на привычную для монстров, просто потому что в ней не было звуков барабана, но ритм был слышен, что безусловно поможет нашим подстроится и все-таки потанцевать вдоволь.
Пройдя мимо стоящих на страже людей и створгов, я увидела впереди одного знакомого самца. Хотела остановить и предупредить своего охотника на его счет, но не успела.
— Что ты сделал с той самкой? — набросился с вопросом Харг, схватив Дина за рубашку.
Люди позади нас дернулись, но Дин, не оборачиваясь, остановил их жестом руки, а затем отцепил от себя Харга. Тот рычал сквозь зубы, с неохотой поддаваясь на действия человека.
Сзади кто-то из створгов предупредительно прошипел, и только тогда Харг отступил, опустив руки, но не убирая когтей, которыми уже умудрился испортить рубашку на охотнике.
— Я не обязан что-то рассказывать посторонним, — холодным тоном ответил Дин.
— Я, — он утробно прорычал, — не посторонний. Эта самка моя!
Вот такое услышать от Харга я не ожидала. У меня чуть ноги не подкосились, а дышать я перестала с того момента, как тот подскочил к нам. Но взяла себя в руки и осторожно вдохнула, чтобы не привлекать к себе внимание, а затем отступила на шаг назад. Повисшее напряжение говорило, что вот-вот завяжется драка, и мне лучше держаться подальше. Зацепят случайно — мало не покажется. И мне вчерашней схватки с Сеттой хватило. Это была первая и, надеюсь, последняя драка с кем-то из самок за свою добычу.
— Если мне не изменяет память, и я ничего не путаю, — заговорил Дин, пронзая холодным взглядом напавшего створга, — та самка бросил вызов Сетте, чтобы стать моей парой. А тут уже я в праве решать, что делать со своей женщиной, — последние слова он подчеркнул интонацией, настаивая на своих привилегиях по отношению ко мне.
Мамочки! Чтобы из-за меня сцепились самцы? Да никогда! У меня сердце от такого представления убежало в пятки. А что будет, если Харг бросит вызов? Тому мозгов на это может хватить. Оставалось надеяться, что Дин не примет его или выставит кого-нибудь вместо себя — как глава охотников, он в праве позволить себе такое, ссылаясь на тот же створговский уклад решения спорных вопросов.
Харг угрожающе рычал. Видно было, что от злобы он не находил слов. Ох, чтобы произошло, если бы я пришла сюда без маскировки? Разорвал бы меня за то, что посмела своевольничать и продемонстрировать свой интерес в сторону одного из охотников перед всеми створгами и людьми?
— Хочешь оспорить? Твое право, — спокойно произнес Дин. — Но придется забыть про хвост. Перекидываться так же нельзя. Если не будешь драться по-честному, засчитаем тебе поражение. Будешь соблюдать правила и драться на равных, тогда проиграет тот, кто первый окажется на земле и не сможет встать на третий счет.
Харг нахмурился пуще прежнего — до него с трудом доходили слова охотника.
— Если все еще готов драться за ту, кого больше нет среди живых — имей в виду, ее тело тебе все равно никто не отдаст, — продолжал Дин, — то через пять минут на площади.
— Ты… — Харг прорычал, — убил ее?!
Его глаза вспыхнули яростным огнем, он ринулся на Дина, целясь когтистой ладонью в горло охотника. Но тот легко уклонился, а я испугалась тому, что обстановка накалилась и явно вышла из-под контроля людей, но обрадовалась, что догадалась отойти от повздоривших, иначе бы Дин не смог увернуться от атаки Харга.
— Ху'ван! — выкрикнул кто-то из наблюдавших за происходящим людей.
Харг, который замахнулся второй раз и на пару с хвостом хотел повторить атаку, зажав Дина у стены дома, замер и осел на землю. Он зло прорычал и поспешил подняться — останавливаться он не хотел или не мог из-за овладевшей его разумом ярости.