Лежал Гарри непонятно где — матерчатый потолок был над самой головой… Нет, не так, Гарри был завернут во множество тряпок, шкур и мехов. Поняв это, он попытался поднять руку, чтобы раздвинуть материю и выглянуть наружу хоть одним глазком и вдохнуть свежего воздуха, но увы, он был спеленат, как младенец. Подергавшись и не добившись никаких результатов, Гарри сдался и покорно продолжил потеть и отогреваться. И гадать о том, кто его спас. Думал он об этом с радостным удивлением — даже посреди пустыни его нашли, спасли от смерти и отогрели! Как же это здорово — проснуться после вечного сна и обнаружить себя живым!
Кто-то коснулся его, размотал с лица тряпки, отчего в ноздри хлынул морозный свежий воздух. Приподняли голову под затылок. Ко рту поднесли деревянную плошку. Гарри послушно вытянул губы и вобрал немного жидкости. Умеренно горячий чай, пахнущий травами, чуткий нос различил мяту, смородиновый и малиновый дух, теплая волна разлилась по внутренностям, вышибая последние остатки холода и боли.
Вот теперь можно рассмотреть лицо спасителя. Оно прекрасно. Мертвенно-белое, словно припорошенное мукой, сеточка мельчайших морщинок покрывает каждый миллиметр кожи. Гарри влюблен в спасителя и не видит ничего странного или противоестественного в мертвенной бледности. Всё его существо занимают глаза, льдисто-синие, самые прекрасные глаза на всём белом свете. Глаза спасителя.
Глаза смотрят настороженно и вместе с тем внимательно-испытующе, словно сомневаясь, что Гарри ожил и действительно шевелится, дышит, пьет чай. Чем-то смущен спаситель.
Это беспокоит Гарри, тревожит его воспаленное самолюбие. Нехорошо, что добрый человек чем-то встревожен! Уйдите прочь, тревоги, не трожьте моего друга!..
Гарри болен. Он бредит и мечется в жару, грудь вздымается и опускается с ритмичностью кузнечных мехов, дышать очень трудно, воздух еле проталкивается в затопленные гноем бронхи. Тело содрогается от кашля, подло подкравшись, нападает лихорадка, возвращающая в смертный холод.
Синие глаза заглядывают в душу, большая теплая ладонь оглаживает лоб и щеки. Отглаживают со лба волосы. Гарри бессознательно тянется за рукой, пересохшее горло хрипит, рождая слова непослушными иссохшими губами:
— Папа, не покидай меня…
Незнакомец тогда берет мальчика на руки и бережно прижимает к груди, легонечко покачивая больного ребёнка. Он растерян. Нет более неподходящего места, чем арктическая пустыня, чтобы найти замерзающего юношу, одетого совсем не по погоде. Арктика уже убила его отца, теперь убивает ещё одного, вот этого мальчика в сине-голубой легкой курточке. Прижать покрепче, но не так, чтобы задушить, подышать на него горячим дыханием, укутать в волчью шкуру, сверху накинем баранью, так теплее. Живи, мальчик. Не уходи. Господи, прошу, сохрани его, не дай уйти на небо этой душе…
Господь слышит мольбы, но не вмешивается, позволяя болезни делать предначертанное судьбой. Ничто никогда не происходит просто так, и ангелы это знают, наблюдая за этими двумя.
Гарри ненадолго проснулся, слабым трепыханием в пеленках дал о себе знать, мужчина склонился над ним, освободил лицо и дал глотнуть горячего бульона. Попив, Гарри расслабленно вытянулся под шкурами и благодарно улыбнулся спасителю. Сейчас ему немного лучше, даже есть силы поговорить, что он и сделал, задав традиционный вопрос:
— Где я?
В ответ вопросительный взгляд и… чужая, незнакомая речь на неизвестном языке. Радужное настроение резко ушло под плинтус — между ними языковой барьер. После новых нескольких попыток появляется некоторая определенность в расовой принадлежности друг друга: Гарри — англичанин, а незнакомец, сидящий рядом с ним, не то француз, не то немец, во всяком случае, он попытался поговорить с Гарри на двух языках.
Голосом не получилось, попробуем жестами. Кое-как выдрав руку из-под вороха шкур, Гарри повел ею вокруг и вопросительно поднял брови. Незнакомец жест понял и сказал фразу, из которой Гарри понял только несколько слов: «Арктика» и «Полярный круг». Ничего себе его занесло!.. От такой новости больной переволновался и, конечно же, залихорадился, затемпературил, уносясь в беспамятство на волнах усталости. Снова заметался в жаре и бреду, забормотал бессвязно:
— Папа, не покидай меня… Хочу домой… Где я? Папа… Домой, домой… Как я из Англии сюда?.. Хочу в Англию, домой…
Этот лихорадочный полубред внимательно слушали одинокий незнакомец, арктический ветер да ангелы с Господом. Слово «Англия» более-менее понятно каждому европейцу, и мужчина, слушая стоны мальчика, наматывал его на гипотетический ус.
Тоскливо и монотонно гавкали две уцелевшие ездовые лайки, их песьих сил едва хватало на то, чтобы тащить груженые нарты, приходилось им помогать, впрягаться в лямку и тащить ношу наравне со псами. Но он не чурался этого дела, несся по снегу со всей возможной скоростью, чтобы достичь более мягких широт. Мальчик не выживет во льдах. Так что держим, держим курс на юг. Вперед, собачки, вперед, родимые!
Это путешествие в санях прошло мимо восприятия Гарри. Он его вообще не осознал, пробыв весь путь в полной отключке. Этому поспособствовало несколько предшествующих событий — скитание по Англии в течение года, ночевки в продуваемой всеми ветрами палатке, скудный рацион, напряжение и постоянное чувство опасности. Битва с Волдемортом и перенесенная клиническая смерть без оказания должной реанимации. Ну и странный перенос куда-то в ледяную пустыню сыграл не последнюю роль в череде событий, пошатнув и так не слишком крепкое здоровье Поттера.
Оцепенелое состояние пассажира тем не менее пошло спасителю на руку, оно позволило быстро и без помех достичь цивилизованных земель.
Сдав собак первому попавшемуся каюру, высокий человек широким шагом унес спутника на берег Северного моря к заброшенной рыбацкой хижине. Потом терпеливо обошел безымянный портовой городок в поисках цирюльника или коновала, найдя же, попросил подойти по обозначенному адресу, после чего сгинул, никому не показавшись на глаза.
Гарри очнулся от препротивнейшего запаха селитры с вонючей тряпки, которой врач ткнул ему под нос. Речь его была отрывистой и резкой, по-прежнему непонятной для англичанина:
— Кто ты? Откуда?
А услышав ответную столь же варварскую речь, местный эскулап вмиг покрылся подозрениями и потребовал сопроводительные бумаги. Какие бумаги, зачем, Гарри так и не понял, поэтому растерянно улыбался и разводил руками. В итоге бедолагу выволокли из хижины за шкирку и пинками погнали на маленькую городскую площадь. Гарри шел и спотыкался, приходя в полное смятение от увиденного. Дома на улице деревянные с земляными крышами, крытые соломой, под ногами чавкала грязь, пахнущая мочой и говном, люди одеты по старинке, в длинные юбки и кафтаны, вся одежда из домотканой материи, косо-криво обрезанных шкур, стеганые-перестеганые ветошки… В голову злосчастного иностранца закрались совсем уж дурные подозрения — это он куда попал, черт побери?
Ой, ну вслух-то не надо! В затылок прилетел камень, за ним комок грязи, ещё камень, покрупнее, он брошен твердой рукой, попал в висок и рассек кожу. Тонкая горячая струйка потекла по щеке.
— Колдун! Колдун! — раздались крики, полные страха и ненависти.
За криками — град камней и вонючих комьев. Гарри зажмурился, согнулся, закрыл голову руками, от ужаса переставая соображать, действительно не понимая — за что?
Эскулап, видя реакцию, решительно пресек начинающийся беспредел, грозно прикрикнув на горожан.
На площади Гарри приковали цепями к столбу, грубо содрали рубашку и придирчиво оглядели тело на предмет метки Дьявола. Хотели снять штаны, но тут кто-то откинул волосы со лба… Вот она! Молния! Бесовская примета! Точно колдун, на костер его!!!
Среди беснующейся толпы, однако, сохранились островки благоразумия, несколько человек сомневаются в общем мнении и пытаются поговорить с парнем.