— А я говорю, я не могу купить у вас эту палочку, Грегорович!
Услышав настолько знакомое имя, Гарри столь же резво развернулся обратно, взглядом впиваясь в спорящих магов. Оба высокие, длинноволосые, одинаково худые, но хозяин лавки узнавался по позиции отрицания, в то время как посетитель умоляюще сгорбился перед ним, протягивая в руке страшно знакомую палочку — длинную и шишковатую.
— Позвольте взглянуть? — заинтересованно подошел Гарри.
— Это подделка, молодой господин, — сухо бросил Отто.
— Нет-нет, она настоящая! — горячо возразил некто с фамилией Грегорович. — Мой брат слишком помешался на ней, понаделал сотни копий, но ни одна не соответствует оригиналу, отчего он потихоньку поехал крышей. Вот я и решил от неё избавиться. Отдаю за бесценок, господин.
— Дайте-ка, — Гарри протянул руку. Грегорович с почтением вложил палочку рукояткой в ладонь. Гарри сомкнул пальцы вокруг рукояти, уже зная, что берет свою собственную палочку. Она потеплела ещё до прикосновения родной ладони. Грегорович отступил назад и обрадованно заулыбался, Отто опешенно отвалил челюсть, поняв, что за добыча ускользнула только что из его рук. Но досады не было, оба мастера понимали, что палочка нашла хозяина, и оспаривать её решение — дело абсолютно безнадежное.
Прежде чем вернуться на окраину, Гарри зашел в ателье и заказал одежду, предоставив мастеру приблизительные размеры Зейна. После чего приобрел сумку, повесил на плечо и бодро зашагал к харчевне, чтобы выйти на маггловскую сторону.
Войдя на двор брошенного домика, Гарри прошел к сараю, обогнул его и нашел своего спутника, отмокающего в большом чане. Подогнав к груди пену, он искоса глянул на Гарри.
— Вернулся всё-таки?
— Ага… — Гарри скинул сумку и взял мочалку. — Давай сюда загривок, тебе надо хорошенько отмыться. Я заказал для тебя хорошую одежду.
На шрамы Зейна Гарри никак не реагировал, смотря на них, как на нечто само собой разумеющееся. И в груди монстра впервые за два года растеклась теплая волна облегчения — по крайней мере для этого мальчика он не является чудовищем…
Глава 3. Когда известно будущее...
Пройдясь по придомовому участку и оценив его заброшенность, Гарри укрепил эту заброшенность, наложив магглоотталкивающие чары, чтобы про дом и дальше не вспоминали.
Зейн, вылезший из чана, застенчиво спрятался за уцелевшей стенкой сараюшки, вытирался и бросал на спутника быстрые взгляды поверх «ширмы», кротко удивляясь его странным манипуляциям с прутиком. Наконец он вытерся, облачился в одежду из своих запасов, вышел и поинтересовался:
— Что это ты делаешь? Зачем ты прутиком размахиваешь? Воду ищешь? Так у тебя палка неверна, для этого нужна виноградная лоза…
— Зейн, ну я же тебе сказал, я колдун, и я колдую, накладываю отпугивающие чары.
— Зачем? — не понял верзила.
— Чтобы посторонние к нам не сунулись. Ты же помнишь, как меня в темницу посадили по одному только подозрению, что я колдун?
— А разве ты колдуешь? — продолжал недоумевать Зейн. — Я вижу только, как ты прутиком размахиваешь…
Гарри с сомнением посмотрел на него, подумал и наколдовал из палочки букет орхидей. Яркие сочные цветы, перевязанные розовой ленточкой, зависли в воздухе между ними, расточая тонкое благоухание. Зейн округлил глаза и, с неверием глядя то на Гарри, то на букет, в страхе попятился. Гарри вздохнул и развеял цветочный пучок. Грустно спросил:
— Теперь ты тоже меня боишься, а, Зейн? Теперь я для тебя, как и для всех, страшный колдун?
— А если без палочки?.. — Зейн робко показал пальцем на означенный предмет.
— С палочкой или без, я останусь колдуном, — покачал головой Гарри. — Это у меня в крови. Я волшебник, Зейн, и таким родился. Меня не исправить, проведи ты хоть сотню сеансов экзорцизма.
Договорив, Гарри огорченно отвернулся, собираясь… да неизвестно, что ему теперь оставалось делать, может, уйти собрался. Но услышал тихое:
— Прости меня, Гарри…
Обернувшись, Гарри удивленно взглянул на Зейна, а тот серьезно сказал:
— Я не буду тебя бояться.
Для человека викторианской эпохи такое признание сродни подвигу, и Гарри это прекрасно понимал. Слабо улыбнувшись, он кивнул.
— Спасибо, Зейн.
И с облегчением шагнул в сторону старого дома, точно собираясь починить эти развалины. Подчиняясь взмахам волшебной палочки, с земли взлетали камни и бревна, отряхивались от трухи и глины, подлётывали к стенам и вставали на забытые места, придавая дому прежние формы, вид и целостность.
Сперва Зейн пугался, вздрагивал-шарахался, следил взглядом за каждым пролетающим бревнышком-камушком, а потом и залип, втянулся в чудо, с ребячьим восхищением смотря, как восстанавливается развалюха. А Гарри починил всё: и прохудившиеся стены, и проваленную кровлю, и очаг с печью, и колодец во дворе, и прочие помехи устранил — поганую яму очистил и тын выправил вокруг дома и огорода. Хотя последнее можно было назвать огородом с очень сильной натяжкой, скорее одомашненная полянка, чем одичавший сад. Но плодоносить он плодоносил, и весьма исправно. После тщательной ревизии Гарри нашел такие редкие фруктово-овощные культуры, как репа, редис, лук, укроп с розмарином, кабачок, кусты смородины и терна, сливу и яблоню. Всё это давно срослось с ромашкой, костоломкой, резедой и крапивой, но в пищу было вполне пригодно. А по зрелости плодов Гарри уяснил, что в этом времени сейчас стоит ранняя осень. Значит, на подходе зима…
Грядущая зима в планы Гарри никак не входила, и он занервничал — ну вот только зимы ему в незнакомой стране не хватало! Да ещё и в прошлом, ну кому это понравится? У него не было опыта переживать зимнее время в средневековье, в эпоху крыс и холеры, чумы и прочих моровых поветрий…
На ум полезли сотни панических предположений о том, как и где раздобыть хроноворот, вплоть до обдумываний самому его создать. Но увы, в Хогвартсе не учили, как сочинять маховики времени, и Гарри всего себя испинал за это — идиот, болван, тупица, ведь говорила ему Гермиона: учиться надо было!..
Зейн, чтобы занять время и руки, затеял стирку и изготовление матрасов. Глядя на то, как в чане отмокают портянки, а в мешки утрамбовывается солома, Гарри представил себе сон с блохами и взбунтовался окончательно. Взвившись по параболе с чурбака, он на первой космической вынесся со двора на границу отпугивающих чар и трансгрессировал в магический квартал. Оказавшись среди волшебников, Гарри выдохнул и направил стопы в ближний кабак — настало время познакомиться с алкоголем поглубже.
Стаканчики, конечно, были с наперсточек на мужской перст, но после череды их, маленьких, но верных порций, алкоголь всё же достиг своей цели — поборол трезвость и развязал язык. Такого изощренного трепа и пьяного бреда в таверне Гуго ещё не слышали…
— И вот заорал он на меня свою Аваду Кедавру, а палочка в полете развернулась и в него же его же Аваду и запульнула… Хи-хи… Он, получается, самоубился, Волдеморт…
А рассказывать Гарри начал с самого сотворения мира, то есть со своего родного чулана под лестницей, и повествование о детстве и похождениях себя-героя, соответственно продолжилось ровно столько, сколько уйдет у нас на короткий пересказ всех семи книг о Гарри Поттере. Во всяком случае до рассвета Гарри точно досидел, усосав пару бутылок Огденского, к которым прикладывался после каждой третьей главы. Правда, слушатели к тому времени его не слушали, а смотрели пятые сны, зарывшись рылами в бараньи кости.
Не услышав сколь-нибудь ответной реакции на свою эпопею, Гарри разлепил опухшие глаза и посмотрел по сторонам. Увы, финал его истории слышали только пара тощих дворняг, моргающих на него из-под стола, и сколько-то тараканов, снующих по объедкам.
Вздохнув и переживая свою никому ненужность и никчемность, Гарри поднялся с лавки, кинул золотой галлеон на стойку и выполз на улицу. Стены и пол вели себя странно: стены шатались и уворачивались от его рук, а пол пытался убежать из-под ног, отчего ноги разъезжались и ступали не на ту половицу, подворачивались и попадали в щели между досками. А когда он вышел за порог, то уперся в гору, по которой принялся карабкаться, силясь добраться до верха улицы. Остановила его канава, в которую Гарри скатился. Побарахтавшись и не поняв, как выбраться из этой узкой ямы, Гарри сдался и смежил веки, отдаваясь во власть алкогольному наркозу.