Джеймс откинул голову на плечо Себастьяна, прикрыв глаза, облизывая губы раз за разом.
— Помнишь, один раз мы трахались всю ночь, — произнес он и голос хрипел сорванными криком связками, — ты засунул мне член по гланды, заставляя сосать, а потом выебал так, что я потом не мог подняться…
Почти как сегодня. Почти как каждый раз.
— А потом, когда ты уснул, я все-таки поднялся и ушел. У меня был с собой героин. Пара граммов, и боль можно терпеть. Я поехал к себе, зализывать раны, — губы скривились в усмешке. Джим болтал, он любил это делать, потому что иногда не выносил тишину, та пытается залезть ему в уши, заполнить голову, вылезти через нос, глазницы, хлынуть горлом…
— Три дня пришлось работать удаленно… Я всегда уходил, помнишь, когда нужно было подлечить тело. А сейчас мне некуда идти. У меня больше нет мест, где я мог бы остаться. Нет человека, на которого можно было бы положиться. Ничего не осталось. Только ты. Тебе же это нравится? — он повернул голову, глядя на Себастьяна пустыми и темными глазами, — тебе нравится, что я мертв для всего мира, кроме тебя?
========== Глава 4. Депрессия ==========
Пальцы убийцы заскользили по груди Джима, смывая кровь с тела, губы коснулись раны на шее, из которой все еще сочилась кровь. Моран зарылся в волосы босса, вдыхая его запах глубоко в легкие, и переставая дышать на мгновенье, чтобы сохранить в себе частичку любовника.
Это так милосердно — искалечить, а после зализывать раны, гладить синяки, что сам же поставил, зашивать порезы, что сотворил безжалостной рукой.
Вода тихо плескалась вокруг, Джеймс расслабился в чужих руках, болтовня сменилась мерным дыханием. Моран молчалив, Мориарти еще помнил, как его это раньше бесило . Сколько раз темный консультант грозился отрезать Морану язык, если он не начнет использовать его по назначению? Ровно до того момента, как Бастиан не засунул его боссу в зад…
Мориарти почувствовал, как расслабленная плоть Морана начала наливаться кровью. Снова. По особенности своей физиологии Моран редко когда отделывался одним стояком за ночь.
Вывернувшись из скользких рук, Джим взял гель и вылил его себе на ладонь. Потом, протянув руку, стал размазывать мылящее средство по груди Себастьяна. Тело Морана иссечено старыми ранениями, обтянуто шрамами, словно в броню, каждый из которых имел свою историю. На плече след его зубов. Заживет, следа не останется. Жаль.
Он заскользил пальцами ниже, по прессу, напрягшемуся члену, сжал мошонку.
— Сколько ты трахнул за эти два года, что меня не было? Сколько из них выжило? Уползло от тебя, зарекаясь еще хоть раз подставить кому-то свой зад.
Крупная головка члена покачивалась над водой, багрово-красная, привлекающая внимание, ствол, перевитый венами, уходил ниже, словно гребаный цветок… Оттягивая крайнюю плоть, Джим провел пальцами по венчику, словно слепой, который изучал мир на ощупь.
Мориарти поднял взгляд на снайпера. Зачем ему глаза, что темный консультант еще может увидеть? Все, что ему хочется сделать, он может исполнить и с закрытыми глазами, а для всего остального есть Моран.
— Я хочу оставить на тебе свой след, — произнес он, как обычно просят о сладостях дети.
Моран медленно кивнул, не отрывая взгляда от босса, давая свое немое согласие, Джеймс победно улыбнулся. Почему-то в голову пришла идея, что ему необходим чемоданчик медицинских инструментов. Блеск хирургической стали… было бы прекрасно. Но сейчас ничего этого нет.
Он потянулся к полочке над раковиной, закусывая губу и опираясь на плечо Себастьяна.
Стеклянный стакан полетел вниз, разбиваясь, и Джеймс выудил осколок, отряхивая его, чтобы убрать мелкую крошку и вернулся в воду.
— Для кого мне необходимо оставить метку, для себя? Я и так знаю, что ты мой. Для других? К дьяволу их. Для тебя? Тогда нужно сделать так, чтобы это было красиво. Все самое лучшее для тебя.
Кривая улыбка вместе с пустым взглядом смотрелась дико и странно. Он прижался к Себастьяну всем телом, заставляя отклониться назад. Участившийся пульс, озорной блеск в его глазах — ребенок, который вечно хочет игры. А ведь так часто Бастиан действительно видел перед собой мальчишку. Да, жестокого, безумного, безжалостного, но все-таки мальчишку.
— Не дергайся.
Острый край вошел в плоть плавно и радостно, словно горячий нож в масло, Моран ощутил острую боль, но вскоре она словно растворилась, отошла на второй план. Боли словно не существовало, когда рядом Мориарти. Лишь горящие глаза, расширенные зрачки, сбитое дыхание, и резкий вдох, в попытке вобрать в себя металл собственной крови. Когда стекло вспарывает кожу шеи сколотым краем, Моран лишь сглатывает. Горло, рядом с сонной артерией — еще пара миллиметров вверх и Моран истечет кровью в считанные секунды.
У снайпера высокий болевой порог, он мог терпеть долго, очень долго. Моран терпеливо ждал, ощущая, как расходятся волокна мышц под острием стекла, как кровь заливает алым покрывалом грудь, живот и бедра. Мориарти словно накалывал ему татуировку. В каком-то смысле, так оно и было.
Их странная любовь, с летальным исходом, до гробовой доски. Но они все еще живы. Они будут жить вечно.
Прочертив линию вверх, Джим наклонился, слизывая языком выступившие капли. Глубже. Он расписывал правую сторону прямыми и закругленными линиями, оставляя узор похожий на карту. Красиво… Когда все было закончено, Мориарти отстранился, оглядывая свое творение. И найдя его удовлетворительным, поднял взгляд на Себастьяна.
— Тебе же это нравится, Джеймс?
Мориарти облизнул губы, во рту солоно от чужой крови. Он проводит пальцами по центральной оси узора.
— Я всегда возвращаюсь к тебе. Мы всегда будем вместе.
Дай Мориарти волю, он бы исполосовал Морана всего, разобрал бы его по частям на сувениры. Эти двое всегда были похожи на двух зверей, иступлено рвущих друг друга на части. Словно только так они могли проявлять то извращенное чувство, что их связывало. Только это делало их живыми.
Жадный рот смял губы босса в тщательном тягучем поцелуе, ощущая, как порочная слюна Мориарти перетекает в него, словно жизнь. Рука Морана потянулась к члену Джима, крепко сжимая мошонку, перекатывая яички в руке.
Джим пил чужое дыхание, как воду и не мог утолить жажду. В Моране всегда было столько грубой, животной энергетики, неочищенной жизненной силы.
— Дай мне… всего себя. Ты мне нужен…
Внутри все еще болело, но Джеймс уже хотел вновь почувствовать Себастьяна в себе. Запомнить навсегда то, из чего состояла их совместная убийственная страсть.
Прерывая поцелуй, он заскользил губами по его шее, провел языком по щетине, касаясь следа собственных зубов. Острый кончик языка обвел сосок, соленый от сочащейся крови.
Мориарти упирается ладонями в бедра снайпера, руки потонули в мутно-красной воде… Улыбаясь, Джеймс поднял взгляд, и, наклонившись, провел языком по головке чужого члена, любовно собирая выступившую смазку, смакуя пряный, солоноватый привкус.
— Ты же хочешь оттрахать мой рот, проникая глубоко в горло, так что нельзя дышать. Тебе нравится контролировать мое дыхание?
Он медленно втянул крупную, налитую кровью головку в рот, облизывая ее языком и насадился ртом ниже, почти касаясь воды, чтобы отстраниться, буквально через секунду.
Моран прогнулся в спине, глухой стон сорвался с пересохших губ. Никто не умел сосать так сладко, как Мориарти. Ладонь легла на затылок, пальцы вплелись в волосы, хватка стала железной, без шанса вырваться.
Резкий мощный толчок бедрами и член ворвался в рот, головка уперлась в горло. Бастиан начал трахать рот Джима медленно, весомыми размеренными толчками, после ускоряясь, вслушиваясь в пошлые хлюпанья, наблюдая за тем, как порочная слюна любовника текла по стволу.
Расслабив горло, Джеймс все глубже насаживался на член, чувствуя, как головка скользит по небу. Стараясь сглотнуть, он то и дело плотно обхватывал ее гортанью. Стоны посылали вибрацию по члену, добавляя ощущений. Подняв одну руку, он обхватил ствол ладонью, помогая себе, и, подняв на Себастьяна затуманенный взгляд, скользнул языком и губами ниже.