Как только я пришла к такому выводу, картинка окончательно сложилась. Я вспомнила свое первое знакомство с методом Монтессори: отлично оборудованные классы в неблагополучных районах; уважительная манера обращения с детьми сестры Анны; спокойная, расслабленная атмосфера в классах моей матери… Я всегда считала учителей Монтессори какими-то особенными, уникальными людьми. Курсы, однако, показали мне, что этому может научиться любой. Я должна все это изучить, мне это по плечу, поняла я. Так определился мой жизненный путь.
Прежде чем организовать собственный класс в школе Форест-Блафф, я три года работала в двух школах Монтессори. Родился мой первый ребенок, и благодаря этому мои интересы еще больше расширились. Я наметила для себя программу: досконально изучить систему Монтессори от рождения до трех лет, затем перейти к начальной, а потом и к средней школе. В 1985 году я отправилась в Хьюстон, штат Техас, где занималась на курсах для будущих учителей Монтессори, которым предстояло работать с самыми маленькими детьми. Проводили эти курсы Джуди Орион и Сильвана Монтанаро. К тому времени в моей жизни случилось вот что. Во-первых, мне было очень трудно воспитывать мою двухлетнюю дочь Маргарет. Во-вторых, я поняла, что ничего не знаю о детях до трех лет. Теоретически я знала, как дать свободу двухлетнему ребенку, но понятия не имела, как научить его уважать определенные границы. Я знала, что дочери следует давать разные предметы для развития моторики и интеллекта, но не умела воспитать в ней внутреннюю дисциплину, чтобы она понимала и уважала требования цивилизованного общества. Я буквально по крупицам собирала информацию об организации среды для младенцев, и тут на помощь мне пришли Джуди и доктор Монтанаро. Они предложили мне посетить международную конференцию Монтессори, которая проходила в расположенном неподалеку от моего дома колледже Лейк-Форест. Там я увидела оборудованную по всем правилам детскую комнату, и в голове у меня что-то щелкнуло. Я отказалась от кроватки с высокими бортами и купила футон, что-то вроде напольного матраса, позволяющего Маргарет свободно выбираться из постели и перемещаться по комнате. Я вовлекала ее во все свои занятия по дому. Вот что было для меня камнем преткновения: раньше я имела лишь самое общее представление о том, что нужно делать, но не знала важнейших деталей, которые жизненно необходимы для реализации общих концепций. Это – классический пример того, как недостаток практических знаний может завести в тупик.
В Хьюстоне я занималась два года и постоянно преследовала доктора Монтанаро вопросами. И я, конечно, внимательно наблюдала за тем, как она взаимодействует с детьми. В отличие от тех студентов, у которых еще не было детей, я знала, какие вопросы задавать. Однако я по-прежнему не чувствовала твердой почвы под ногами. Несмотря на наши близкие, пронизанные любовью отношения с Маргарет, я все же не знала точно, как помочь ей сформировать нужное поведение. Однажды доктор Монтанаро строго посмотрела на меня и сказала: «Вашего ребенка никто не полюбит!» В тот момент ее слова поразили меня, но позже я поняла, что она имела в виду: что я должна научить Маргарет жить в мире, центром которого она отнюдь не является, в котором не все и не всегда будет делаться по ее желанию. И я наконец-то получила мотивацию, чтобы воспитывать свою дочь в нужном русле.
Расскажу две истории, которые дадут вам представление о моих проблемах. Двухлетняя Маргарет привыкла, чтобы ее всюду носили, я была для нее этакой «лошадкой». Доктор Монтанаро каждый день видела, как я таскаю дочь на руках с парковки и обратно. При этом у Маргарет был такой вид, словно она – хозяйка мира. И вот однажды доктор Монтанаро сказала мне:
– Поставьте девочку на ноги и позвольте ей идти самой.
– Ничего не получится, – ответила я. – Она не пойдет.
– А вы поставьте, – настаивала мой педагог. – Я присмотрю за ней. Прихватите Кэрол, вашу подругу, и идите к машине. Вам ведь есть о чем поговорить? Поощряйте Маргарет, чтобы она шла за вами, но при этом занимайтесь собственными делами.