Выбрать главу

Глотнула из горлышка раз, другой. Тёплая жидкость потекла по гортани, смывая привкус желчи. Меня вырвало, прямо здесь за колонной, возле которой сижу, когда мужчину пристрелили. Желудок извергал воду и желчь, ведь уже трое суток маковой росинки во рту не было. И ведь я держалась все семьдесят два часа, а тут...

Каин не разрешил перейти в другое место. Гоготал, склонившись надо мной, орал что-то, быстро и невнятно. А я сжалась и желала одного: не сдохнуть с прострелянной башкой в луже собственной блевоты. Мне помог Штефан, оттащил орущего Каина, сказав всего пару слов: "Побереги заложников". Каин побегал, ещё разоряясь точно пёс, и вступил в переговоры с полицией - хоть делом занялся.

Протянула Штефану бутылку, а он покачал головой, присел и произнёс:

- Оставь себе.

Снова кивнула, откинула голову и прикрыла глаза. Менеджер рядом со мной вдруг зашептала:

- Он сам виноват, сам.

Я не стала уточнять кто такой "он" и в чём виноват - сил было не так много. Предпочла отключиться, но снова вспомнила первые сутки, когда только произошёл захват.

Почему Каин не нашёл другого выхода, как сделать это с Авелем?

Переживания - последнее, что испытывает человек в этот момент. Он живёт на инстинктах, на страхе, на чувстве самосохранения. Я не переживала, когда девушка упала на крыльце, оставив отпечаток на стекле. Я не переживала, когда закричавшей женщине, которую вытащили в зал, врезали по голове прикладом, и она затихла, растянувшись на полу. Я не переживала, когда нас заставили отбросить свои сумки в центр зала и вывернуть карманы и бросить их содержимое в кучу.

Что испытывал Авель, когда понял, что Каин не остановится и убьёт его?

Я боялась, дрожала всем нутром, и по ногам побежала моча. Унижение - ничто по сравнению с ужасом лишиться жизни. Тот мужчина у окна, лежащий со стеклянными глазами тоже обмочился перед смертью. Он молил о пощаде, взывал к разуму, готов был подставить любую из наших голов, чтобы спасти свою.

Что делал бы Авель, если бы перед смертью Каин держал его в плену?

Сутки я тряслась, а потом разом всё прошло - как рукой сняло. Всё сделал Штефан, он помог мне. Отвёл в туалет, хоть и находился рядом, пока я делала свои дела. С бельём пришлось расстаться, но я не жалела, мне хотелось избавиться от своего унижения, как можно быстрее, забыть о нём, растоптать.

Штефан. У него глаза, как у Николя: холодные, кристальные, красивые.

Я идиотка. Вот и Николя так всегда говорил... Николя. Как бездарно пронеслась моя жизнь. Ну, зачем я отказалась от него? До сих пор они снятся мне каждую ночь - его губы, пухлые, напоминавшие по цвету спелую малину, а на вкус были мятными и тёплыми. Ничего на свете вкуснее я не пробовала. Мягкие и бархатистые они захватывали мои губки в плен, а пленили сердце.

Я прикрыла глаза, чтобы не видеть вооружённого бандита, и вспоминала свою первую и сокрушительную любовь, разрушившую до основания меня и мою жизнь, и превратившую её в руины.

Николя... Аполлон разрыдался бы от зависти, узнав, насколько потрясающе красив и прекрасен мой парень.

Бывший парень.

Светлые волнистые волосы, длиннее, чем обычно носят мужчины. Они обрамляли его лицо, с правильными и пропорциональными чертами. И как два глубоких озерца на нём пронзительные голубые глаза, затягивающие в свои омуты и лишающие воли. Широкие плечи, накачанные мускулы бицепсов и трицепсов, узкая талия. Крепкие ягодицы, вызывавшие вздох восхищения при одном только взгляде на них. Длинные ноги, с мощными бедренными мышцами.

Античные скульптуры - пародия и бездарность, в сравнении с ним. Широкие ладони с длинными пальцами, доставлявшими море чувственных удовольствий при прикосновении к моему телу. По сравнению с его идеальными пропорциями, я чувствовала себя пампушкой. Впрочем, он меня так и называл, время от времени. Иногда, когда сердился, то "гадким пончиком". Но меня это не обижало, а возбуждало.

Словно наяву, я ощутила уверенное и лёгкое скольжение его руки по изгибам моего тела.

Раздался свист и что-то упало. Я распахнула глаза и уставилась на боевика, валяющегося на полу. Это был тот самый, кто обходился без пояса шахида.

- Встань! - рявкнул Штефан.

Он оказался рядом, дернул за руку и я, словно увалень, распласталась на полу.

- Встань! - орал Штефан. - Встань!

Я встала на корячки, и он рванул мне на себя, развернул спиной, обхватил рукой за горло. Его кисть в тонких струйках крови. Они смешивались и закрашивали его пальцы в единый цвет.

Раздался выстрел, затем шлепок, кто-то вскрикнул.

- Избавляйся! Штурм! Давай!

Раздался ещё выстрел, и я почувствовала, как к моим ногам что-то упало. Скосила глаза и увидела менеджера, ту самую, что постоянно причитала, надоев мне своим шёпотом.

Переведя взгляд, поняла, откуда произошёл выстрел - это сделал Салем, держа у девушки в униформе банковской служащей нож у горла.

Я сглотнула. Напряженные мышцы пронзала боль. Шею и поясницу ломило от того, что я сильно выгибалась. Дым в помещении, возня за пределами - давили на мозг. Я почувствовала, что глаза заливает потом. Ушную раковину опаляло дыхание Штефана.

{"И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьёт Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его"}.

Я должна спасти Штефана.

- Выходи вместе со мной, - просипела я, ухватив его за руку. - Толкни дверь и уходи.

Бандит резко дёрнул меня на себя, а мои плечи больно ударили осколки кирпича и отделки колонны. От осознания, что по мне стреляли Авели, такие же, как и я, и едва не ранили, взорвало мозг, придало силы.

Стрельба на поражение! А как же осмысление и поучение жить с осознанием смертоубийства?

А что было бы, если Авель победил Каина?

- Салем! Прикрой! Шумовая!

Крик Каина и стрельба. Автоматная очередь, одиночные выстрелы, возня.

- Томас! Отходи! - надрывался Каин. - Мочи её! Стреляй!

Один из бандитов у окна, держащий у виска женщины средних лет пистолет, ухватился за шнур взрывного устройства и отрешённо смотрел на нас. Под его ногами простиралось тело убитого ранее мужчины.

- Штефан, иди к двери! - просипела я. - Прикройся мною, иди!

Женщина средних лет сильно зажмурилась, а по её щекам скатывались две крупные слезы.

- Томас, отходим! - закричал на ухо Штефан.

- А-а-а-а-а, - слышались крики мужчины, вперемешку с короткими очередями.

И вдруг всё стихло.

- Сдавайтесь! - раздался холодный, резкий голос.

Штефан продолжал опалять горячим дыханием мою ушную раковину. Бандит напротив нас продолжал держать руку на шнуре. Неожиданно он дёрнулся и свалился прямиком на труп "Авеля". Женщина продолжала стоять. Её плечи подрагивали, а глаза были зажмурены.

- На пол! - скомандовал резкий голос, и женщина распласталась на полу, накрыв голову руками.

- Выходи!

- У меня заложник!

- Уцелели я и Томас, - прошептал Штефан.

- Крикни тоже самое, - отозвалась я. - Снаружи труп, ты далеко не уйдёшь.

- У меня заложник! - бросил Штефан. - Я выхожу.

Обнаружила себя в машине "Скорой помощи". Мужчина в форменной одежде, что-то ласково спрашивал у меня, но я не могла разобрать ни единого слова. Кожа на лице болела, тело сотрясалось от мелкой дрожи. Ощущение, что у меня поднялась высокая температура и лихорадило.

Мужчина в форменной одежде отложил папку с прикреплёнными к ней листами, взял меня за трясущиеся руки. Его ладони тёплые, широкие и мои подрагивающие пальцы утонули в них. Взгляд незнакомца ласкал моё лицо, его голос, бархатистый и мягкий, убаюкивал, но я по-прежнему не понимала ни единого слова из того, что он говорил.

- Как долго жил Каин с чувством вины перед Авелем? - разлепив пересохшие губы, спросила я.