Чака водрузил одну ногу на камень и застыл в ожидании. Второй предводитель, заняв позицию в добрых десяти шагах от Чаки, поднял над головой каменный молоток.
- Ненавижу тебя, Чака! - проревел он.
- Ненавижу тебя, Фасимба!
Обмен проклятиями, казалось, был столь же обязательным, как па-де-де в балете. Оба потрясли оружием, выкрикнули в адрес друг друга несколько угроз, затем сели и принялись мирно беседовать.
Фасимба был одет в такой же отвратительный, наводящий ужас наряд, как и Чака, за исключением некоторых деталей. Кроме раковины его голову украшал череп росмаро, дополненный несколькими рядами клыков и рогов, остальные различия касались исключительно окраски костюма. Оба они были, очевидно, равны по положению.
- Я убил сегодня росмаро! Второй раз за десять дней! - сказал Чака.
- Хорошая добыча. Росмаро - отлично! Где два раба, которых ты должен мне?
- Я должен тебе двух рабов?
- Ты должен мне двух рабов. Не притворяйся дураком. Я принес тебе железную стрелу от дзертаноджей. А второго раба ты должен мне за убитого.
- У меня есть два раба. Вчера я захватил двух рабов из-за океана.
- Хорошая добыча. Рабы - отлично!
Чака подошел к нерадивому рабу, который днем вызвал его гнев.
- Хороший раб, - сказал он, провожая свое имущество пинком.
- Слишком тощий.
- Ты не прав. Сплошные мускулы. Хорошо работает и мало ест.
- Ты - лжец.
- Ненавижу тебя, Фасимба!
- Ненавижу тебя, Чака! А где твой второй раб?
- Есть чужеземец из-за океана. Он может рассказать тебе много забавных историй. Хорошо работает и мало ест.
Язон постарался увернуться, но все же удар свалил его на землю. И прежде чем он успел опомниться, Чака схватил за руку Майка и перетащил его через невидимую линию границы.
- Плохо выглядит. Большая дыра в голове, - сказал Фасимба, осматривая нового раба.
- Он хорошо работает, а дыра уже почти зажила. Он очень силен.
- Ты дашь мне другого, если он умрет?
- Дам. Ненавижу тебя, Фасимба!
- Ненавижу тебя, Чака!
Разговор был окончен, и шеренги рабов побрели обратно, каждая в свою сторону.
- Подожди, Чака, - не выдержал Язон. - Подожди, не отдавай моего друга! Мы вместе будем лучше работать. Ты можешь избавиться от кого-нибудь другого...
Рабы вытаращили глаза, а Чака поднял дубину.
- Замолчи, раб. Еще раз скажешь мне, что я должен делать, я убью тебя.
Язон прикусил язык. А что ему оставалось?! Он не сомневался в судьбе Майка. Если даже тот оправится от раны, то с участью раба не смирится. Отныне Язон будет заботиться только о себе.
Совершив короткий переход, рабы остановились на ночь.
Язон забрался в убежище между двумя камнями и вынул из-за пазухи припрятанный кусок мяса. Оно было холодное и жесткое, но все-таки лучше двух пайковых креноджей, которые составляли большую часть туземной диеты.
- Дай мне, - вдруг послышался жалобный голос, явно принадлежащий девушке.
До этого Язону все рабы представлялись бесполыми существами: все они были одинаково одеты, грязны, волосы у всех были спутаны и нестрижены...
- Бери, - он оторвал ей кусок. - Садись и ешь. Как тебя зовут? - Язон подумал, что, может быть, удастся выудить из этой девушки хоть какую-нибудь информацию.
- Айджейл, - в одной руке она сжимала мясо, а другой вычесывала насекомых из грязных волос.
- Откуда ты? Ты всегда здесь жила?
- Нет. Сначала я была у Бульважио, потом у Фасимбы. Теперь принадлежу Чаке.
- Кто такой Бульважио? Такой же хозяин, как и Чака?
Она кивнула.
- А эти... дзертаноджи... у которых Фасимба получил стрелу, кто они?
- Ты многого не знаешь, - сказала она, доедая мясо и облизывая пальцы.
- Я знаю достаточно, чтобы достать мясо, которого нет у тебя. Поэтому не злоупотребляй моим гостеприимством, а рассказывай, кто такие дзертаноджи.
- Все знают, кто они такие, - она недоуменно пожала плечами. - Они живут в большой пустыне и ездят на кароджах. Плохо пахнут. У них много интересных вещей. Один из них дал мне свою самую лучшую вещь. Если я покажу тебе, ты не отберешь ее?
- Нет. Я даже не притронусь к ней. Вот, возьми еще мяса и покажи мне свою лучшую вещь.
Айджейл порылась в сумке и достала что-то, крепко зажав в кулаке. Когда она с гордым видом разжала пальцы, Язон увидел на ее ладони круглую красную бусинку.
- Красивая, правда?
- Очень, - вздохнул печально Язон, глядя на жалкую безделушку. Предки этой девушки в космический век поселились на этой планете, обладая всевозможной техникой и знаниями. Отрезанные от всего остального мира, их дети выродились и превратились в этих полуразумных рабов, которые превыше всего на свете ценят пустые стекляшки.
- Ну, хорошо, - сказала Айджейл и принялась разматывать с себя шкуры.
- Подожди. Ты мне ничего не должна. Я дал тебе мяса просто в подарок.
- Я тебе не нужна? - удивилась девушка. - Я тебе не нравлюсь? Ты считаешь меня безобразной?
- Ты прелестна. Но я слишком устал.
Красива была девушка или нет, Язон не знал. Одну половину ее лица закрывали немытые жирные волосы, другая была сплошь залеплена грязью. Губы ее потрескались, а на лбу красовался синяк.
- Позволь мне остаться с тобой этой ночью, даже если ты стар и я тебе не нужна. Мзилькази преследует меня и причиняет боль. Вот он.
Человек, на которого показала Айджейл, действительно следил за ними, но как только Язон взглянул в его сторону, скрылся.
- Насчет Мзилькази не беспокойся. Мы выяснили наши отношения в первый же день... Видела шишку у него на голове?
- Ты мне нравишься. Я еще раз покажу тебе свою лучшую вещь.
- Нет, не сейчас. Ты мне тоже нравишься. Спокойной ночи.
ГЛАВА V
Весь следующий день Айджейл не отходила от Язона ни на шаг. И он время от времени расспрашивал девушку, пока не опустошил скудную кладовую ее знаний.
Океан казался Айджейл чудом, дарующим лакомую пищу и иногда выносящим на берег трупы людей. Изредка на глади океана появлялись корабли, но о них ей ничего не было известно. С другой стороны равнины, на которой они влачили свое существование, простиралась огромная безжизненная пустыня, населенная загадочными дзертаноджами с их удивительными чудо-кароджами. Из объяснений Айджейл трудно было понять, были ли эти кароджи какими-то диковинными животными или же особыми механизмами. Океан, берег, равнина - это был весь ее мир, и она не могла себе даже представить, что может существовать что-либо, кроме этого.