Мне потребовалось все силы, чтобы не отреагировать на это заявление, но, когда он начал подробно рассказывать о своих планах, включая выбранные им места, где мы сможем быть вместе вечно — криогенный сон, как он это называет, — мое сердце начало биться безудержно.
Звуковые сигналы на мониторе отражают внезапную перемену, звуки становятся короче.
— Тигрица, — спрашивает он, его голос едва превышает шепот, недоверие просачивается сквозь это единственное слово.
Должно быть, он заметил и мое сердцебиение.
Проклятье!
Но как я могу не реагировать, когда он говорит такие вещи?
— Ты меня слышишь? — его голос такой мягкий, его дыхание обдувает мою кожу, когда он начинает целовать место моего пульса.
Ему обязательно было целовать это место? Черт, здесь становится немного жарко.
Я не отвечаю, опустошая свой разум и пытаясь успокоить свое неугомонное сердце.
— Боже, если ты меня слышишь, пожалуйста, вернись ко мне. Я сделаю все, что ты хочешь, клянусь. Я никогда в жизни не убью другого человека, если ты этого захочешь. Мы можем переехать в другое место. Все, что угодно, маленькая тигрица. Только, пожалуйста, вернись ко мне.
Его полный боли крик трогает меня до глубины души, и я не знаю, как мне удается держать себя в руках. Он продолжает говорить мне об идеальной жизни, которую мы проживем вместе с Лукой и другими детьми, о том, что он никогда больше не расстроит меня.
А я колеблюсь.
В его голосе такая искренность, такая эмоциональная откровенность, что я едва сдерживаюсь, чтобы не вскочить с кровати и не броситься в его объятия.
Но это было бы слабостью.
Сколько раз я уже поддавалась ему? Только для того, чтобы снова и снова разочаровываться?
Идеальная жизнь, о которой он с такой нежностью говорит, окажется лишь иллюзией. В конце концов, она разбилась бы вдребезги, и я осталась бы как прежде — избитая, истекающая кровью и собирающая осколки своего разбитого сердца.
Эта решимость — единственное, что помогает отгородиться от всего - даже от сладкого поцелуя, который он прижимает к моим губам, когда встает, чтобы уйти.
— Что случилось, — врывается Лия через дверь некоторое время спустя.
Перейдя в вертикальное положение, я протираю глаза, вытирая небольшие струйки влаги, которые стекали по моим щекам.
— Синьор выглядел так плохо. Он что-нибудь сказал? Что случилось? — она продолжает допытываться, но я просто качаю головой.
— Ничего, — пренебрежительно махнула я рукой. — Давай начнем планировать.
Энцо может подождать.
Моя семья не может.
— Ты можешь проверить сзади? — натягиваю парик на лоб, поправляя линию волос.
— Готово, — говорит Лия, откидывая локоны в сторону, чтобы проверить, надежно ли прическа закреплена.
Сегодня вечером состоится бал, о котором говорил Энцо, и, к моему большому удивлению, это маскарад. Это значит, что никто не узнает, кто я, и я смогу смешаться с гостями. И если то, что он сказал о присутствии моих родителей, верно... то, думаю, это прекрасная возможность побеседовать с моими предками.
Я приложил немало усилий, чтобы убедиться, что никто не сможет распознать мою внешность. Все мое лицо покрыто гримом, и Лия помогла мне записаться на прием к профессионалу. Визажист подчеркнул мне щеки и челюсть, так что, когда я наконец надену маску, я буду совсем не похожа на себя.
Сделанная полностью из черного кружева, маска податлива и идеально прилегает к верхней половине лица, защищая мою личность. Я бы еще надела пару синих очков, для надежности.
— Если бы я не знала, что это ты... — Лия осекается, ее взгляд опускается на мое довольно откровенное платье - черное платье Лолиты. Корсет сжимает мою талию и приподнимает грудь, а юбка едва прикрывает задницу.
Никто никогда не поверит, что скучная старая Аллегра может надеть что-то подобное. Это гораздо более характерно для гардероба Киары. Но для этого события я должна быть настолько неправдоподобной, насколько это возможно.
Потому что я не могу допустить, чтобы меня в чем-то уличили.
Положив несколько небольших инструментов в простой черный мешочек, я готовлюсь к выходу.
— Вы уверены в этом, мисс? Вы все еще можете отступить... оставить все как есть, — говорит мне Лия, когда я направляюсь к двери. Я знаю, что она говорит хорошо, но поскольку у нее такое чистое сердце, она не может понять, что в моих жилах кипит потребность увидеть, как вершится правосудие. Я не думаю, что когда-нибудь смогу простить кого-то и при этом смотреть на себя в зеркало.