Я удивленно вскидываю брови.
— Ты хочешь покурить?
Аллегра с энтузиазмом кивает и, поднявшись, быстро подходит ко мне. Прежде чем я успеваю что-то сказать, она берет сигарету из моей руки и подносит ее ко рту, раздвигая свои маленькие губы, чтобы вместить кончик.
Чтоб. Меня.
Втягивает щеки, пытаясь вдохнуть, но ничего не происходит. На ее лице выражение сосредоточенности, что просто восхитительно.
— Как ты это делаешь? — наконец спрашивает она.
— Вот так, — начинаю я, беря сигарету в руку. — Ты кладешь ее в рот, — делаю это, — а потом всасываешь, одновременно вдыхая. — Я демонстрирую действие, а она внимательно наблюдает.
— Хорошо. Я могу это сделать, — нетерпеливо хватает сигарету и обхватив ее губами, затягивается. Слишком скоро она начинает кашлять, как я и думал.
— Как ты можешь это делать? Это мерзко. — Она высовывает язык и строит гримасу отвращения.
— Дело вкуса. — Я очень стараюсь держать лицо, потому что ее выражение слишком смешное. И только чтобы еще больше раззадорить ее, я чувствую необходимость добавить. — Ты понимаешь, что мы только что разделили непрямой поцелуй.
Она замирает, и ее глаза расширяются.
— Фу! — громко восклицает она, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Гадость.
Не знаю, какой реакции я ожидал, но уж точно не такой резкой.
— Ты извращенец! — кричит она на меня, разворачивается и бежит обратно в гостиную, но не раньше, чем набирает в ладони еще немного хлеба и ветчины.
Не знаю, что в этой девушке такого, но она чертовски очаровательна — от открытого от возмущения рта, до ее довольной улыбки.
Покачав головой, я подхожу к пульту управления и переключаюсь с автопилота на ручное управление. Быстры взгляд на карту говорит мне, что до порта еще полчаса.
— Так вот как ты управляешь лодкой? — ее голос застает меня врасплох, и, обернувшись, я вижу, как она с благоговением смотрит на вид, открывающийся с передней части лодки. В руках у нее всё еще лежит кусок хлеба, и она медленно пережевывает пищу.
Всё еще ест.
— Ты закончила дуться?
— Я не дулась, — ее глаза переходят с моря на меня, и она хмурится. — Я была в ярости, — поправляет она, и ее глаза искрятся озорством.
— Была в ярости? — спрашиваю я, с любопытством ожидая, что она скажет дальше.
— Первый поцелуй очень важен для девушки. Даже непрямой. — Уголком глаза я вижу, как она возмущенно скрещивает на груди руки.
— Боже, я украл твой первый непрямой поцелуй. Я воспользовался тобой, не так ли? — подыгрываю ей, мой голос приобретает невинный тон.
— А когда ты не воспользовался мной? — сухо спрашивает она, поднимая на меня бровь. — Мне кажется, у меня не было ни минуты покоя с тех пор, как я встретила тебя. А прошло всего несколько часов.
— Ты ранишь меня, маленькая тигрица, — я пытаюсь изобразить, что мне больно, но она только пожимает плечами.
— Я бы хотела, — говорит она со вздохом.
Почему так трудно понять ее? Я не знаю, подыгрывает она мне, наслаждаясь перепалкой, или она действительно ненавидит меня — что, честно говоря, было бы небезосновательно. Я вел себя с ней как последний козел. Не больше, чем обычно, но в этот раз получатель моего, по общему признанию, не очень хорошего нрава был невиновен.
Ты облажался, Энцо.
Девушка наверняка пострадала, но почему я не могу найти в себе силы извинится?
Черт!
Я не умею испытывать чувства и уж точно не умею извиняться. Не похоже, что мы увидимся снова после того, как я оставлю ее на Мальте. Я пойду своей дорогой, она — своей. Конец дискуссии.
Возможно, я вдруг чувствую себя немного виноватым, потому что никогда раньше не встречал такой женщины, как она. Такую, что готова защищать свои идеалы и достоинство ценой собственной жизни.
Черт, я знал мужчин, которые плакали, как маленькие дети, перед лицом смерти и предпочитали идти путем труса — предавая свои основные принципы — только ради еще одной минуты на этой земле.
Но только не Аллегра. Она храбро и в то же время глупо была готова встретить свой конец.
Я должен признаться себе, что в тот момент что-то изменилось. Я видел ее почти синюю кожу, то, как стучат ее зубы, как дрожит ее тело, и всё же в ее глазах по-прежнему была непоколебимая решимость. Она была на полпути к могиле, но с радостью выбрала бы короткий путь, вместо того чтобы подчиниться мне.
Находясь на пороге смерти, но не сдаваясь, она вселила в меня уважение. Я никогда не скажу ей об этом, но она, возможно, первая женщина, которую я уважал.
И она доказала, что права.
Она не останется в долгу. И всё эти препирательства между нами двумя были не просто моей придиркой к ней. Я дал ей возможность взаимодействовать на равных, и она с лихвой справилась с этой задачей.