— Гнилое дитя, думаешь, что ты намного лучше всех, не так ли? — ее губы вытягиваются в тонкую линию.
Я не сопротивляюсь. Я научился никогда не сопротивляться. Это не первый раз, когда она пытается добиться от меня реакции с помощью насилия.
— Убирайся с глаз моих! На сегодня с меня хватит. — Она отстраняет меня взмахом руки, и я не задерживаюсь.
Миссис Вудс — не добрая женщина, как бы ей ни хотелось, чтобы люди считали иначе. Все в школе любят ее, потому что видят только ее очаровательную сторону. Но когда кто-то перечит ей, она перестает быть доброй.
Все началось с того, что я был равнодушен к ее комплиментам. Когда она увидела, что я и глазом не моргнул, не поблагодарил и не ответил на комплимент, она принялась меня оскорблять. Для нее стало обычным делом комментировать мою внешность, дожидаясь, пока я буду улыбаться, прежде чем закончить все это унижением, как она сделала сейчас.
Я вздыхаю, когда иду в конец ряда.
Не то чтобы я делал это специально, но я научился различать, когда люди искренне добры ко мне, а когда пытаются что-то получить. А миссис Вудс не хотела бы ничего больше, чем быть в выигрыше у моих родителей.
Все мои одноклассники выстроились в шеренгу, готовясь выйти на сцену, где готовится к началу наш спектакль, посвященный окончанию года.
Поскольку я уже однажды нагрубил ей, мне предложили роль с наименьшим количеством реплик. Но я не жалуюсь, так как лучше бы я вообще не играла в этой пьесе. Я ненавижу, когда на меня падает свет прожекторов, и все начинают делать комплименты моему лицу.
Как будто они не видят ничего, кроме моего лица.
Я лучший ученик в классе, но до меня доходят слухи, что родители заплатили, и поэтому учителя благоволят мне. Это никак не связано с моими собственными достижениями.
Спектакль идет хорошо, как мы и репетировали. Но именно в конце, когда мы кланяемся зрителям, я слышу знакомые слова.
— Ух ты, какой красивый ребенок. Он будет таким красивым мужчиной, когда вырастет.
— Вы видели его глаза? Я никогда раньше не видела такого оттенка.
— Он точно выиграл в генетическую лотерею.
Подобных комментариев становится все больше и больше, и тут появляется моя мама, сидящая в первом ряду с довольной улыбкой на лице.
Она только что показала своего драгоценного сына.
Рядом с ней стоит моя младшая сестра Каталина, одетая в розовое платье, которое делает ее похожей на куклу — следующий проект матери.
Мы снова пробираемся за кулисы, и мама с сестрой ждут меня.
— Энцо! — радостно приветствует меня Лин, отпустив руку матери, чтобы подбежать ко мне.
Я беру ее на руки и качаю, нежно целуя в лоб.
— Я все еще не могу поверить, что она не дала тебе главную роль. Мне придется с ней поговорить, — ворчит мама под нос, а я глубоко вздыхаю, не желая ввязываться в очередной конфликт.
— Все в порядке. Я не хотел играть главную роль, — говорю ей, надеясь, что хоть раз она послушает меня и бросит эту затею.
— Если бы только твой отец не был так против этого, — произносит она, глядя мне в лицо, — ты был бы лицом любой модельной фирмы. А вместе с сестрой, — она качает головой, разочарование ясно читается на ее лице, — ты бы взял страну штурмом.
Я не в первый раз слышу от матери такие слова. С тех пор как я стал достаточно взрослым, чтобы понимать разговоры между взрослыми, я понял, что у моей матери были большие надежды на своих прекрасных детей. Она хотела взять нас в Голливуд, чтобы все смотрели на нас, как на какой-то предмет, а не на людей. Но, конечно, ее мечты были быстро разрушены моим отцом, который не хотел ничего подобного.
Но это не помешало матери повсюду брать нас с собой в качестве своих маленьких кукол.
Мы возвращаемся домой, и я спешу в свою комнату, события этого дня уже навалились на меня.
Идя в ванную, смотрю на себя в зеркало, задаваясь вопросом, что именно заставляет всех зацикливаться на моем лице.
Подняв руку, я обвожу контуры своего лица, ища какие-либо недостатки, но не нахожу их.
А что, если бы у меня был один?
Что, если бы я не был таким идеальным. Может, люди перестали бы на меня пялиться? Может, это решило бы все мои проблемы.
Я даже не думаю, когда сжимаю руку в крепкий кулак, направляя ее прямо на зеркало. Оно не разбивается, не сразу. Но когда я продолжаю бить по нему, мелкие осколки попадают на пол.
Морщась от боли в руке, я направляю всю свою энергию на осколок стекла. Взяв его в руку, подношу его к щеке.
Один порез.
И я перестану быть таким идеальным.
Я уже собираюсь вонзить острый конец в кожу, когда в комнату врывается мама и выхватывает осколок у меня из рук.