Я поворачиваю голову в сторону, зажмуриваю глаза и говорю себе, что все это дурной сон.
Это не реально!
Она продолжает отсасывать, ее язык щекочет чувствительную область. Мои мышцы напрягаются, и я чувствую покалывание вдоль позвоночника. Я не знаю, что происходит, поскольку мой разум отключается, и интенсивное чувство охватывает все мое тело.
Из моего члена вырываются струи чего-то, прямо в ждущий рот матери, которая продолжает сосать.
Одинокая слеза скатывается по моей щеке, когда я осознаю грандиозность того, что только что произошло... и все мое существо наполняется ненавистью к себе.
Почему? Почему она так поступает со мной?
Я не в первый раз задаю себе тот же вопрос. Ночь за ночью она просто шептала мне на ухо, что ей будет хорошо, когда она проводила руками по моему телу.
Но только сегодня я понял, чего требует ее благо - цена моей души.
Я почти парализован, пока жду, когда она закончит то, что делает. Держу глаза закрытыми и представляю себе все способы заставить ее страдать — уничтожить ее, чтобы она никогда больше не приближалась ко мне.
И все же я знаю, что это никогда не сбудется... и что завтра это случится снова.
Со временем становится все труднее и труднее делать счастливое лицо и притворяться, что я нормальный. Даже мои школьные друзья бросили меня, когда поняли, что я стал слишком замкнутым. Не то чтобы меня это сильно волновало, ведь это означало меньше усилий с моей стороны — меньше притворства.
Я даже перестал выходить из дома, если это не было совершенно необходимо, потому что красивое лицо означает, что люди будут виться вокруг меня с фальшивыми намерениями.
Мой единственный источник утешения — моя младшая сестра — единственная, кто все еще способен сделать меня счастливым.
Но по мере того, как она растет... я задаюсь вопросом, не начнет ли она тоже смотреть на меня по-другому... менее по-братски. Мама уже сделала это, что может помешать ей сделать то же самое?
Ночи продолжаются, как и раньше, но вскоре я начинаю лучше контролировать свое тело, не позволяя ей победить. В какой-то момент мне удается сдержать эякуляцию, и сколько бы мама ни пыталась вызвать во мне реакцию, сколько бы ни старалась сделать мне приятно, это больше не работает.
Но хотя я надеялся, что это отпугнет ее, у нее появились другие идеи.
Это я понял, когда однажды ночью оказался прижатым к кровати, а обнаженное тело матери лежало на моей нижней половине.
Я не двигаюсь, наблюдая, как ее руки обрабатывают мой член, все мое внимание сосредоточено на том, чтобы не показать слабость, не дать ей то, чего она жаждет.
Но на этот раз, вместо того чтобы пытаться возбудить меня ртом, она меняет тактику. Она размазывает по мне свои уже мокрые гениталии, ощущения тошнотворные. Но как бы она ни пыталась заставить меня реагировать, мой член все еще вялый.
В тот момент, когда я думаю, что она сдастся и уйдет, она снова шепчет эти страшные слова.
— Я сделаю тебе хорошо, Энцо. Только в этот раз, — говорит она, поглаживая меня, ее пальцы обхватывают мой вялый ствол и направляют его к ее входу.
Как будто весь мой мозг срабатывает от предупреждения, осознание того, что сейчас произойдет, осеняет меня.
Впервые я перестаю притворяться.
Она изо всех сил пытается ввести меня в свое отверстие, когда я поднимаюсь с кровати, трясу ее за плечи и отталкиваю от себя. Мои глаза расширяются, когда я впервые вижу ее полностью обнаженной на полу, ее выражение лица поражено.
— Энцо, сладкий... — заикается она, — это не то, чем кажется.
Я в ужасе смотрю на нее, на действие, которое должно было произойти только что.
— Вон, — мой голос тоненький, почти дрожащий, но по мере того, как отвращение наполняет меня и грозит выплеснуться наружу, я набираюсь смелости и приказываю ей:
— Вон!
Она отшатывается назад, подбирает свое сброшенное платье и выходит из комнаты.
А я остаюсь смотреть на тени на стене...
— Как долго ты собираешься хандрить на моем диване, мой дорогой?
Мама Марго раздвигает жалюзи, и солнечный свет проникает в мои чувствительные глаза.
Сколько времени прошло с тех пор, как я приехала к ней? Два дня? Три? Все это время я провела на дне бутылки, поэтому не следил за временем.
— Мама, пожалуйста, — простонал я, прикрывая глаза тыльной стороной ладони.
— Энцо, ты знаешь, что я люблю тебя, сынок, но тебе нужно идти. Я не видела Альфредо уже несколько дней, и все потому, что ты осадил мой будуар. Я понимаю, что ты расстроен, — она сузила глаза, жалобно глядя на меня, — ты ничего не добился, но теперь ты делаешь все, чтобы и я ничего не добилась.