Залез он под телегу и заснул. Проснулся, когда добрые люди наработаться до седьмого пота успели. Начал пахать. Собака ходит взад-вперед, Фока за ней. Время обеда наступило, а собака все ходит. Рассердился Фока. Поймал собаку, привязал ее к телеге и давай кнутом хлестать.
— Ах ты, поповское семя!.. Ах ты, чертов хвост!
Собака вырвалась и убежала домой. А Фока сел верхом на лошадь и за ней. Приезжает, а поп ему навстречу.
— Плохую собаку держишь, батюшка, — говорит Фока. — Уж я для пользы поучил ее кнутом. А то ходит и ходит вдоль загона. Заморился я донельзя, а она ничего не понимает. Сердишься на меня, батюшка?
— Нет, Фока. За что сердиться? — поп отвечает.
— Ну смотри! Не то останешься без носа! А сейчас мне надо пообедать и отдохнуть.
Наелся Фока, лег спать. А поп за телегой и сохой послал в поле другого работника. Тот вернулся и говорит:
— Загон целехонек, вспахано не более трех сажен, да и те надо перепахивать.
Рассердился поп, однако виду не подает — за нос боится.
Проснулся Фока. Поп ему говорит:
— Иди свиньям корму дай.
Отыскал Фока большую дубину и ну колотить свиней. Перебил всех до одной. Поп увидел и за голову схватился. А Фока говорит:
— Ну и свиньи у тебя, батюшка! Давал, давал им, даже вспотел. Больно здоровые свиньи-то.
— Я же тебе сказал — корму дай! — чуть не плачет поп.
— Ты, батюшка, сказал: дай. А чего дать, не сказал. Я-то подумал, им дубиной дать надо, чтоб они не хрюкали с голоду. Сердишься на меня, батюшка?
— Нет, Фока, нет!
— Смотри, а то без носа будешь, — говорит Фока.
Делать нечего. Стали убитых свиней разделывать, мясо в кладовую носить. Поп говорит Фоке:
— Дверь не оставляй открытой.
Когда мясо в кладовую сложили, Фока снял дверь с петель, отнес ее на гумно и накрыл соломой. Ночью сбежались со всего села собаки, растащили у попа мясо. Утром проснулся поп и ахнул.
— Я же тебе говорил: не оставляй дверь открытой! — кричит он Фоке.
А тот отвечает:
— А я ее закрыл. Соломой на гумне закрыл, как ты велел, батюшка. Ты на меня сердишься? Смотри, не сердись, а то без носа останешься!
Еле сдержался поп, чтоб не выругать батрака. А ночью вместе с попадьей думать стал, как от такого работника избавиться.
— Ты притворись мертвым, — советует попадья. — А я ему скажу: «Ты с батюшкой договаривался, а не со мной. Так и ступай себе, мне ты не нужен».
Утром лег поп на скамью и притворился мертвым. А попадья говорит Фоке:
— Хозяин умер, а мне ты не нужен. Ступай домой.
Зашел Фока в поповскую горницу, видит — грудь у попа колышется: дышит поп.
— Хозяюшка, — говорит Фока, — последнюю службу батюшке сослужу — обмою его по крестьянскому обычаю.
Нагрел Фока кипятку да как плеснет на попа. Вскочил тот, медведем ревет от боли. На Фоку ругается:
— Ах ты, разбойник! Ах, собака! Чтоб тебе на том свете черти язык и уши отрезали!..
— Рассердился, батюшка? — Фока спрашивает. — А уговор наш забыл? — Ну-ка, давай сюда нос!
Схватил Фока попа за волосы одной рукой, а другой нож вынул и нос долгогривому отрезал. Потом домой пошел.
«ГОВОРЯЩИЕ» ИКОНЫ
Была у мордвы своя вера и свои боги. Но пришли попы, построили церкви и стали уговаривать эрзю-мокшу купить иконы.
В одном селе жители купили те иконы, а молиться на них забывали. Вот надумали поп с пономарем напугать тех, кто забывал или не хотел молиться. Пономарь станет тайком возле угла избы, где икона висит, а поп в избу зайдет, спрашивает хозяина:
— Молишься Миколе-Чудотворцу?
— Молюсь, батюшка.
— А не обманываешь меня?
— Нет, спроси хоть его самого, — показывает на икону хозяин.
Поп опустится на колени, осенит себя крестом и спрашивает:
— Микола милостивый, скажи правду: молится сей раб с чадами или нет?
А пономарь со двора отвечает:
— Не молится он, батюшка!
И так получается, вроде бы икона это говорит. Хозяин от испуга даже рот раскроет. А поп рубль берет в наказание.
Вот один мордвин, чтобы русский бог не видел, молится он или нет, взял да выколол шилом глаза Миколе-Чудотворцу. Приходит поп, спрашивает:
— Молится сей раб с чадами?
— Нет, батюшка, — отвечает за углом пономарь.
— Э, — говорит мордвин, — врет он, твой Микола. Он же не видит, молюсь я или нет.
Тут поп увидел, что глаза у святого повыколоты, отругал мордвина. Три рубля с него взял за святотатство. На прощание сказал:
— Хоть не видел Микола, зато слышал — от него не скроешься!