— Русское командование не позволит, — прошептал Пишта, нагнувшись к самому уху Кати. — Пришла телеграмма войскам… город пощадят.
«Откуда ты знаешь?» — выразилось в недоуменном взгляде Кати, которая не сводила глаз со своего жениха.
Глаза Ача, его спокойная улыбка наполняют и ее сердце доброй надеждой. Да разве их может постигнуть беда, когда они так любят друг друга и так молоды?.. Идет весна, они будут свободны, в мае поженятся.
Ач молча смотрел на раскрасневшееся лицо Кати. Ему хотелось прижать ее к себе, защитить, приласкать и никогда больше не расставаться с ней. Но что поделаешь, хочешь или не хочешь, а надо сказать, зачем пришел.
Кати знала дом, где жили Сентмарьяи. Она не раз носила шляпы в соседнюю квартиру. Теперь она внимательно слушала, как надо проникнуть в ту комнату и что следует напечатать на почти пустых бланках.
Ач объяснял с нарастающим беспокойством. Каким простым казался ему план, пока он шел сюда. Но сейчас, когда приходится посылать Кати на это опасное дело, его охватывал страх. Ему самому страх был почти неведом. Он не боялся бомбежек, не испытывал страха даже тогда, когда пробирался в часовню, когда надо было перекочевывать с Тамашем и Тибором в другое жилище. Но сейчас беспокойство парализовало его. Он зримо представлял себе все опасности и ужасы, которые грозили Кати. Непрерывные бомбежки, разлетающиеся во все стороны осколки, воздушные волны, сотрясающие дома, пулеметные очереди из самолетов, летящих на бреющем полете, проверки документов, пьяные немецкие солдаты и нилашисты… А там, в квартире, если ее застанут на месте преступления… «Не пущу, не могу ее пустить…»
— Пишта, я не умею печатать на машинке.
Ач в первый момент таращил на нее глаза. Затем им овладела бурная радость. Ну, раз она не умеет печатать, значит, и не пойдет. Бланки надо заполнить тщательно…
— Но я возьму с собой Агнеш. Она умеет. К тому же вдвоем не так опасно…
Вдвоем не так опасно? Наоборот, одному человеку гораздо легче незаметно проникнуть наверх, чем двоим… но что поделаешь, раз это единственный выход.
Кати повесила на руку картонку со шляпами и вместе с Агнеш отправилась в путь. Ач сел на стул возле одной из швейных машин, придвинул к себе помятый фетровый колпак и принялся царапать его ногтем. Сейчас они вышли во двор… осматриваются, ждут, не летит ли самолет… Ой, задержались бы еще немного… Теперь они осторожно направляются к воротам, выходят на улицу Варошхаза, пересекают двор Ратуши… Господи, как бомбят… только бы они не прижимались к стенам, еще, чего доброго, поранят себя осколками стекла…
Он пытается думать о чем-нибудь ином, от напряжения у него начинает болеть голова.
Ему кажется, что он с незапамятных времен сидит в подвале. Из-под ногтей уже течет кровь, а он все еще продолжает царапать фетровый колпак; ноги онемели, но он не осмеливается пошевельнуть ими, встать — словно этим он ввергнет Кати в опасность, накличет подстерегающую ее смерть. Пожалуй, им пора бы уже вернуться. Нет, еще рано, ведь они должны отпечатать удостоверения… Машинка стучит… Эх… не надо было их пускать, лучше бы он сам сходил туда или по крайней мере пошел за ними следом, был бы рядом, оберегал бы от смертоносной пули… Господи, разве не ужасно, что не в наших силах оградить от опасностей того, кого мы больше всех любим?
А между тем девушки не задерживались ни на минуту. Прижавшись друг к другу и не озираясь по сторонам, они торопливо проходили по переулкам. Преисполненные сознания, что им поручили важное задание, они позабыли страх. Было совершенно темно, когда Кати и Агнеш нашли нужный дом. Совсем рядом грохотали орудия. В стенах зияли оконные проемы. Даже смельчаки, которые обычно днем поднимаются к себе наверх, чтобы сварить обед или выполнить какое-нибудь неотложное дело, и те в такую пору прячутся в подвалах. Девушки решили пробраться наверх вдвоем. Если дверь квартиры окажется открытой, а она должна быть открыта, потому что из-за пожаров запрещено запирать квартиры, Агнеш осторожно войдет в нее и проверит, нет ли кого дома. Кати тем временем покараулит на лестнице и при появлении людей трижды стукнет в дверь. Если кто-нибудь увидит Кати, то от этого ничего плохого не случится, потому что у нее картонка со шляпами и Кати может сказать, что пришла из шляпного салона Галфаи к графине Мицки…
Квартира Сентмарьяи действительно оказалась открытой. В прихожей никого не было. В комнатах тоже было тихо. Агнеш прошла на цыпочках в темноте шагов двадцать, затем, согласно полученной инструкции, переступила порог слева. Очутившись в комнате, она осторожно зажгла фонарик с синей лампочкой, направила свет вниз, увидела пишущую машинку. Бланки оказались на месте — очевидно, с момента ухода Сентмарьяи никто в квартиру не заходил. Чуть дрожащими руками Агнеш вставила бумагу в машинку. Дрожь эта была не от страха, а скорее от холода и волнения. Под наполовину заполненными бланками она нашла также вырванный из ученической тетради листок. На нем карандашом были написаны данные, которые следовало отпечатать на бланках. Агнеш поднесла листок поближе к лампе и чуть не вскрикнула. Почерк! Буквы! Она среди миллиона текстов узнала бы этот почерк, почерк Тибора! И слезы хлынули из ее глаз. Подобно тому как во время летней грозы вдруг разверзаются тучи и ливень обрушивается на луга, на крыши домов, зеленые обливные горшки на заборах, обшарпанные стебли подсолнечника, вздувая и вспенивая ручьи, образуя во дворах пузыристые лужи, — из глаз Агнеш хлынули слезы, но по мере того, как она продолжала плакать, на сердце у нее становилось все тяжелее и тяжелее. Ей хотелось вскочить, бежать на край света, только бы увидеть Тибора и рассказать ему обо всем, о своем заточении, о горьких семи месяцах. Может быть, Тибор был здесь, в этой комнате, Тибор!.. Может, он где-то рядом? Увидит ли она его? Встретятся ли они когда-нибудь? Нет, это невыносимо.
Она взяла себя в руки. Надо быстрее печатать. Кати ждет. И, когда она во второй раз посмотрела на листок, почерк показался ей чужим. Что за глупость, как мог попасть сюда Тибор? Ведь его угнали на фронт. Еще весной, когда к ней кто-нибудь приближался на улице, она, замирая от трепета, останавливалась: Тибор! Потом выяснялось, что это вовсе не Тибор, что этот человек даже не похож на Тибора. Не один он так пишет букву «р» или «т»… Но, закончив работу, она все же спрятала в карман маленький листок бумаги с данными заводского рабочего Лайоша Кречмара и много раз подряд погладила его пальцами.
Девушки, словно невесомые, быстро и бесшумно пробирались вдоль улицы Бенуар. На некогда красивой улице почти не осталось целых домов. Еще в июле американцы сбросили сюда «ковер». Кое-где остатки стен тянулись к небу, как закопченные, предостерегающие пальцы.
— Представь, Кати, в детстве я боялась темных стен.
Они улыбнулись. Неужто можно бояться даже стен? В следующую минуту с освещенного прожекторами сада взлетело дерево. Не ветка, а целое дерево. С кроной, ощипанной зимней стужей, стволом, с огромными, как змеи, корнями. Оно кружилось, кувыркалось в воздухе, затем, выровнявшись, врезалось в крышу противоположного дома. Дом задрожал, дрогнула земля, засвистел ветер, будто мимо них стремительно проносился целый лес. Агнеш и Кати, схватив друг друга за руки, пустились бежать. Казалось, их сердца бились громче, чем грохотали грозные орудия.
Ач был даже не в силах радоваться, когда обе девушки прибежали в мастерскую. Он только молча пожимал им руки, не смея благодарить. Разве можно выразить словами благодарность за такой поступок? Агнеш собиралась спросить, разузнать, чей почерк она видела на листке. Но при виде всех этих швейных машин, катушек, ниток, этого хлама, при свете свечи смешными и глупыми показались все ее мысли о том, будто Тибор где-то рядом… Кати и Ач долго прощались у выхода из подвала. Улыбаясь глазами и обещая на словах скоро встретиться, они сжимали друг другу руки.
Агнеш вернулась в мастерскую и разобрала постель. Второй «караульный», белобрысая, совсем еще молоденькая девушка, уже лежала, укрывшись одеялом.
— Слушай, Агнеш, — окликнула она, мигая сонными глазами, — сюда приходила стерва.
— Кто приходил?
— Барышня Амалия. Понимаешь? Притащила с собой начальника ПВО. Остановила его в подвальном коридоре и давай твердить, что из-за дров слышится людской разговор, там, дескать, скрываются люди. Вальдемар был весьма сдержан. Он сказал, что это исключено, что он сам заложил дровами конец коридора. Это, наверное, доносятся голоса из соседнего убежища. В конце концов Цинеге вынужден был пообещать Амалии, что завтра тщательно все осмотрит.