На следующий день у меня не было оснований жаловаться на своих матросов. Все условия они выполняли честно. Пообедав раньше обычного, они сложили свои вещи в шлюпку, и мы втроем направились к берегу. Они поблагодарили меня за справедливое к ним отношение, и я ответил:
— Я рад, что вы это признаете. Я не желаю вам зла, но знакомство наше должно прекратиться, и если мы еще раз встретимся, то как чужие друг другу люди.
Остальную часть пути до берега мы молчали."
В 1887, юбилейном году[3], Мак-Маллен снова отправился вокруг Великобритании с двумя наемными матросами и штурманом-любителем. По его словам, плавание это доставило ему большое удовлетворение. Он продал "Орион" в 1889 году.
Большую часть плаваний Мак-Маллен совершил по Ла-Маншу, хотя на "Орионе", как мы убедились, он плавал и дальше. Ежегодно он проходил примерно 1500 миль. Правда, во время первого плавания вокруг Великобритании он сделал 2640 миль, но такие дальние переходы были исключением, а не правилом. Верный своему решению выходить в море в любую погоду, он никогда не полагался на случай и не забывал о всех тонкостях навигационного обеспечения и управления яхтой. Мак-Маллен был невысокого роста, отличался завидным здоровьем и мог, как доказывает это плавание на "Орионе", работать часами, не зная усталости. После его смерти "Филд" писал, что мистер Мак-Маллен выделялся из всех яхтсменов. Впрочем, и недовольные им наемные матросы вряд ли придерживались иного мнения.
В 1873 году на люггере "Процион" длиной 8,5 метра Мак-Маллен в одиночку совершил переход из Гринхайта до острова Уайт. "Процион" был построен для Мак-Маллена в 1867 году. Судно было не очень приспособлено для плавания: спать приходилось в гамаке, подвешенном к фок-мачте, проходящей сквозь небольшую рубку. Кроме рассказа о переходе, совершенном им на "Проционе" в 1878 году, в книге Мак-Маллена помещена повесть об одиночном плавании на "Орионе" в 1877 году и крейсерском плавании на том же судне в 1882 году с экипажем, состоявшим из любителей.
Хотя повествование об "Орионе" занимает незначительную часть книги Мак-Маллена, я процитирую небольшой отрывок из него, поскольку это одно из лучших описаний подобного рода.
"Если читателю покажется, что вопросу питания я придаю слишком большое значение, то это лишь потому, что считаю хороший аппетит главной движущей силой, помогающей в сжатый срок проделать необходимую работу. Таким образом, при определении физического и морального состояния членов экипажа трапеза является надежным барометром, показывающим существование "периодов депрессии", чем бы они ни были вызваны — тревогой, усталостью или же недовольством.
…Порою появлялось солнце, радовавшее сердце, поэтому день был не так уж плох, хотя ветер временами достигал огромной силы. Вдобавок к короткой крутой волне из Ла-Манша шла крупная зыбь, отражавшаяся от берега бухты Пегуэлл. В результате получилась невероятная толчея. Без дела я не оставался: за обычными судовыми работами последовали два часа плотницких работ. В четыре часа, словно по расписанию, ветер снова повернул к весту, а давление начало подниматься. Поскольку у меня заканчивались припасы (в долине Сэндвича ни за какие деньги ничего не купишь), я, питая слабую надежду, что тучи вылили всю воду, а ветер выдохся, решил снова пойти в Дувр. В 17 часов под гротом с двумя рифами я сделал попытку, идя против течения, добраться до Дила. Было вытравлено 35 саженей дректова, поэтому выбрать его, как утром, вручную, нечего было и думать.
Я приведен к ветру, туго выбрав шкоты, и, когда лег на другой галс, оставалось вовремя выбрать слабину дректова. Как только он натянулся в моей руке, я положил шлаг на кнехт, якорь оторвался от грунта, и я без труда поднял его. Это был мой первый опыт использования троса, а не якорной цепи, с которой измучишься так, что не пошевелить языком. Теперь я мог беспечно радоваться удивительной простоте и полному успеху операции. Прежде я полагал, что лишь на рыбацких смэках используют трос, когда отсутствует цепь, но теперь, убедившись в преимуществе дректова перед якорь-цепью, сам намерен применять его на непродолжительной якорной стоянке.
Небо было безоблачным, переход оказался восхитительным и, если бы не качка, пришелся бы по вкусу самому взыскательному спортсмену, да и не только спортсмену. Для новой стоянки я выбрал место напротив Аппер-Дила, примерно в трех четвертях мили от пирса, где глубина четыре сажени. Волнение стихло, когда я стал готовиться к ужину, несколько более раннему, чем обычно, а потом начал устраиваться на ночь. С шлюпки, находившейся неподалеку, предложили доставить меня на берег, запросив шесть шиллингов; кстати, услуга, учитывая отжимный ветер, правда, при незначительном накате, была пустяковой, поэтому я указал сидящим в шлюпке на непомерно высокую плату. В ответ на их вопрос, сколько я хотел бы заплатить, я ответил: "Ничего".