«Не знаю, чем это кончится, но я попробую, — подумал я. — Во мне действительно произошли некие изменения. Надо попытаться поесть. Немного. Самую малость».
Анна и Агата стояли подле стола, выжидающе глядя на меня.
— Садитесь, — кивнул я им, отодвигая стул. — Можете прочесть молитву, если хотите.
Женщины уселись, а Майя сложив руки в замок, тихо заговорила:
— Милостивый вседержитель, отец наш небесный Лот! Да услышат имя твоё в неисчислимых мирах и судьбах! Да сияет слава твоя, да не угаснет она в бесконечности эпох! Да будет воля твоя тверда, как плоть земная, что несёт ноги наши к великому счастью! Да не рушима будет власть твоя на земле, под землёй, на небе и за его пределами!
Женщины склонили головы, принимая благословление, и взялись за вилки. Я же некоторое время сидел, будто в забытье, прокручивая в голове сказанное кухаркой.
«Вошедший в Амбраморкс принадлежит мне. — Пылающими буквами на границе памяти проявились слова. — Так сказал я — Великий Дулкруд».
Рассеянно притянув к себе миску, я принялся размешивать варево ложкой. Мрачные мысли не отпускали, а сказанное кухаркой только усилило тревогу.
«Интересно… Уж не его ли я видел… «Милостивого», чья слава не угаснет… Неужели, всех нас ждёт это? Жадная прожорливая тварь, перед которой нет людей и судеб, есть подкопчённая плоть, лишённая воли».
— Майя, ты в это веришь или говоришь, потому, что тебя так научили? — спросил вдруг я.
Кухарка едва не подавилась от удивления, но всё же чуть помедлив, ответила.
— Верю. А как не верить? — с вызовом вопросила она. — Человек — творение божье и по божьему промыслу живущее.
— Как же тогда выходит, — спокойно проговорил я. — что душу божьего творения оскверняет и ворует другой человек? Откуда некроманты берут свою силу, если вся сила… там? — Я указал пальцем вверх.
Майя ничего не ответила, и смотрела на меня застыв, недонеся ложку до рта.
— Я не пытаюсь смутить тебя или осмеять веру, — сказал я, понимая, что, видимо, зря коснулся этой темы.
«Ещё не хватало, чтобы кухарка внушила себе, что служит воплощению зла, и сдала меня церковникам, а те инквизиции».
— Я хочу понять, почему так произошло со мной, и кто в этом виноват, — продолжил я, не отпуская её взглядом. — А задаю этот вопрос тебе, потому, что больше некому. Я и говорить-то снова начал только сегодня.
— У меня нет ответа на такие вопросы, — побледнев прошептала Майя.
«А я их и не ждал. Человеку просто необходимо говорить. Особенно, когда он очень долго молчал».
Встав, я прошёл к винному погребу. Дверь была не заперта. Я спустился вниз, выбрал две хорошие десятилетние бутылки и вернулся на кухню. Анна подскочила, чтобы достать бокалы, но я опустил ладонь ей на плечо, останавливая. Едва пробка слетела с горлышка, мне в нос ударил восхитительный букет, насыщенный и дорогой.
«Кажется, обоняние усилилось. Или это к ночи? Или вообще?».
Я разлил вино в четыре бокала, расставив их напротив мисок с похлёбкой. Пятая миска оставалась нетронутой.
— Где Якоб? — спросила Агата.
Её глаза сверкнули в полумраке кухни, и я тотчас понял, что она обо всём догадалась.
— Я отправил его с письмом к Сабине Веленской. Она должна знать, что на дом совершено нападение. «Мы» обязаны действовать так, как повел бы себя Антони.
Я специально сделал акцент на слове мы, чтобы они грешным дело не забывали, что, согласившись врать, стали соучастниками преступления.
— Понятно, — ответила она, пряча глаза, и принялась есть.
Подняв бокал, я поиграл им, разглядывая напиток сквозь хрустальные стенки на свет.
— За воздаяние! Всем. Всегда и за всё.
Женщины подняли бокалы. Мы чокнулись. Раздался благородный звон.
«Настоящий, — подумал я. — В этом доме фальшивые только люди, вещи — настоящие».
Я сделал жадный глоток.
«Боже правый, если бы я мог забыть это наслаждение, только лишь ради того, чтобы испытать его вновь!».
Приятное и живительное тепло растеклось по моей груди. Я глотнул ещё, а затем подхватив ложку, принялся есть. Забытое ощущение вкусовых оттенков, да ещё в исполнении Майи «как для себя», было таким сильным, что у меня на миг свело скулы. Со стороны же могло показаться, что я поморщился от отвращения.
«Не ешь много, пробуй, следи за эффектом, который пища оказывает на тело. Исследуй себя».
Когда миска опустела, я понял, что провалил первый эксперимент. Голодавший несколько месяцев с трудом мог себя удержать.
— Ты вызвала лекаря?
Кухарка тотчас закивала. Вскочив, она быстро заговорила: