Никакая кондуктор не могла устоять против этого приёма. Я заметила, многие из них его прекрасно знали и, как только мы появлялись в их троллейбусе, начинали широко улыбаться и недобро коситься на маму.
— Не обращайте внимания, — успокаивал папа, — это моя жена.
И продолжал разговаривать. Однажды мы решили проучить его, вышли на одну остановку раньше. Домой папа вернулся через неделю. Оказывается, в тот раз он укатил в неизвестные дали на общественном транспорте. Илюха неделю во всех подробностях изучал городской маршрут № 3 и не увидел ни малейших признаков этих самых далей.
Иногда мы сомневались, что папа настоящий аристократ. Но однажды он доказал это на деле. Точнее, это были слова, которые обернулись настоящим делом. Однажды поздним вечером мы возвращались из сада, шли с вокзала. Мама ждала нас у окна. Она всегда, когда не ездила в сад, стояла вечером у окна и ждала нас. До дома оставалось совсем ничего, и тут из-за угла вышла целая орава дядек самого грозного вида.
— Эй, мужик, — крикнул кто-то из них, — закурить у тебя не найдётся?
— Не имею дурной привычки, — самым приветливым голосом ответил папа, — видите ли, джентльмены, я берегу своё здоровье, мне хочется дожить до того времени, когда по моему дому будут бегать внуки.
— Дак чего, нету, что ли? — не поняли джентльмены.
— И никогда не было.
— Не дашь, что ли? — до них опять не дошло. Редкостные тупицы.
— Нет, — ответил папа, и мы пошли дальше. Он как-то ускорил шаги и велел нам идти домой вперёд. Уже когда мы подбегали к дому, видели, что по воздуху летают бутылки и камни. Их кидали мужики вслед нашему папе. Но он, как самый настоящий аристократ, шёл, не опуская головы, не сбиваясь на бег, не оглядываясь. Папа шёл, пока какая-то бутылка не угодила ему в голову. Людмилка страшно завизжала, и они все разбежались. После этого случая наш папа лежал на диване целых полгода. Всё это время у него болела голова. Особенно по утрам, как бывает только у аристократов.
Трудно складывающиеся отношения
Так всегда говорила наша соседка Любовь Николаевна. Это она про нас. Про нас и наших соседей. Илюха гонял босой по двору, папа уходил в неизвестные дали, Нина всё время молчала, Людмилка всюду лепила пластилиновую посуду, я мешалась под ногами, Витькой интересовались какие-то инспекторы. Плюс к тому мы то и дело приводили к себе собак и кошек. Наш маленький домик с чердаком и гаражом стоял во дворе многоэтажки. И новое зверьё интересовало всех. Точнее, всем хотелось, чтобы животных не было. Чтобы они не лаяли и не мяукали. Но как им не лаять? Смешные люди иногда встречаются.
У нас таких смешных был целый двор. То им босыми не ходи, то расти побыстрее, чего остановилась!
Сами-то хороши! На втором этаже соседской восьмиэтажки жил дед Поняешь. Не знаю, как его звали на самом деле. Он всё время говорил слово «поняешь». С вопросительной интонацией. Переводилось так: «Понимаешь?» Деду хотелось, чтобы его все понимали. Но это было сложно.
Как-то раз он принёс нашей маме карнавальную маску и сказал:
— Вот, Вера, поняешь, захотел тебе подарок подарить.
Через десять минут он ушёл довольный. Мама разрешила ему посадить у нас под окнами морковку, да ещё дала двадцать рублей. Он всегда выпрашивал у неё деньги. А она всегда отказывала. Но он говорил:
— Это за твоих детей, поняешь? Я же культурно.
И покупал бутылочку. А потом пел песни. Из-за этого на маму косо смотрели другие соседи. Как раз после того, как дед Поняешь посадил у нас морковку и хорошо отметил это, к нам пришла Любовь Николаевна с пятого этажа. Жаловалась на деда. Она работала аккомпаниатором у знаменитых певцов — детского образцового хора «Младёшенька». А у деда не было слуха. Зато голос такой, что она слышала на своём пятом этаже. Пока соседка жаловалась, из школы пришла Людмилка, которая пела в этом образцовом коллективе. И не любила его от души.
— Ну и что? — сказала она. — Слуха нет. У меня тоже нет. Но я же пою.
И она запела! Любовь Николаевна заткнула уши и выбежала из нашего дома. С тех пор Людмилка стала петь в хоре в голос. До этого просто раскрывала рот, и никто не догадывался, что ей на ухо наступил медведь. Каждый раз, когда моя сестра открывала рот на занятиях, Любовь Николаевна морщилась. Пыталась заткнуть уши, но руки были заняты — она играла на пианино. В конце концов Любовь Николаевна пришла к директору школы с ультиматумом.
— Или я — или она! — сказала аккомпаниатор. Директор выбрал её, а Людмилке предложил перейти в кружок ответственной лепки из пластилина. Это даже хорошо, ей там больше понравилось. А Любовь Николаевна ускоряла шаги, едва увидит Людмилку. И сестра как будто невзначай начинала напевать. Чаще всего что-нибудь классическое, это сложно петь даже человеку с хорошим слухом.