Ужинали мы на веранде, в тени зеленого винограда. Бабушка и за ужином ни на минуту не умолкала:
— Где же твой улов, рыбалка ты расчудесный? Уж, наверное, сети полны, раз, и с дочкой не повидавшись, поперся в море. Видно, столько той рыбы наловили, что и до берега не дотащили. А может, туркам ее продали? Или нашу рыббазу всю как есть завалили?.. Не протухнет ли, не дай бог? Хотя б сказал вовремя, мы бы все гуртом пошли потрошить ее, не пропадать же добру!..
Дедушка долго и терпеливо слушал все это, наконец переспросил:
— Рыба, говоришь? А где ж ей быть, рыбе? В воде, конечно…
— То-то и есть, что в воде. Вот дура, не хочет сама лезть на берег, не прыгает к вам в баркас, не ложится на стол жареной. А вы, лежебоки, там, в море, животы парите на солнце, спите, наверное, как соленые зайцы, а план Фомка выполняет. Вот вам и план, вот вам и сверхплан…
Дедушка не возражал. Только за ухом, возле лысины, почесывал да смешливо глазами помаргивал:
— Вот если б тебя, старая, морской царицей какой дьявол назначил, то, может, ты и нагоняла б нам рыбу в сети…
— Ого! Чего захотел! Да если б я морской царицей стала, ты б и хвоста рыбьего не поймал в свои сети…
— Так, наверное, твоя заместительница там сидит. Всю рыбу в Черном море распужала. Ну, за твое здоровье, Даня! И за тебя, Оксана! Да ты закусывай, доченька, все равно не дождешься, пока твоя мама умолкнет.
На столе — полно еды. И все — рыба: жареные бычки, печеная скумбрия, уха, селедки, пирожки с рыбьей начинкой. Не напрасно ли бабушка стыдит старого рыбака?
Заметив, что дедушка, отложив ложку, потянулся в карман за кисетом, бабушка даже подпрыгнула:
— Что это с тобой? Уже наелся? Или, не дай бог, кушать нечего? Ох, и намучилась я с тобой? Всю жизнь нянчусь, будто с дитем непослушным. Мужчина, а кушает, как младенец. Вот уже и за трубку опять… Целый день дымит, дымит, как тот завод, что на рыббазе. Только и знает, что пыхкает, пыхкает тем вонючим зельем. Он мне, доченька, жизнь лет на тридцать укоротил своим куреньем. А ну, сейчас же возьми ложку да ухи поешь. Она же такая вкусная — и с перчиком, и с лавровым листом, и не малосольная, и не пересоленная. Брось, говорю, свою трубку к бесу!
Бабушка так и обжигала дедушку взглядом, так и лезла ему в глаза осой, пока все-таки не завладела зловредной трубкой.
— Ешь, говорю, старый хрен, а то в другой раз я тебе черта лысого зажарю да и подсуну под самый нос.
Изумленно повертев головой, дедушка налил себе в большую чарку перцовки и придвинул поближе миску с ухой.
— О, уже за перцовку принялся! — без всякой злости пробормотала бабушка, ища глазами, где можно было бы положить его трубку. — Если не табак, то водка… Все-таки, как малое дитя, забавляешься…
Дедушка не спеша выпил, крякнул от удовольствия, затем с важным видом вытер усы, разгладил их и только тогда взял со стола ложку.
Бабушка сунула трубку под крышу, брезгливо вытерла руки полотенцем:
— И как это он берет в рот такую погань? Тут с минуту подержишь ее в руках, так целую неделю вся гарью пахнешь. Поглядели бы вы, как он зимой чадит в нашей халупе…
— Да не говори лишнего, старая, я же во двор выхожу…
— Выходишь! Станешь ты каждый раз выходить. Тебе лень даже про новую хату подумать…
Бабушка говорила так потому, что в огороде, под самой кручей, стоял просторный, но еще не достроенный дом. И стены были, выложенные из ноздреватого ракушечника, и крыша была черепичная, но вместо окон и дверей — пустые, темные прямоугольники.
— А почему же вы дом не достраиваете? — поинтересовалась мама.
Дедушка опять отложил ложку, вздохнул:
— Хозяйку мою спроси. Уже пять лет прошло, как поставил я этот дом, а она не позволяет его кончать… Не позволяет, да и только…
Бабушка не давала говорить деду:
— «Не позволяет»… А как же я тебе позволю, если ты под самой горой строишься. Да разве ты не видишь, что эта окаянная круча так и дышит, так и качается вся… Да ты только войдешь в новую хату, а она тебя тут же и накроет… Чего ты на меня так уставился? Наелся уже? И не шарь где попало. Вон твоя трубка, бери и закуривай, только не здесь — к морю иди, там и чади… Море обкуришь, так, может, рыба сама из воды выплеснется. Ты ж и рыбу можешь задушить своей трубкой, чтоб ее черти сгрызли!
Бабушка с мамой начинают убирать со стола, а мы с дедушкой идем к морю. Тут совсем близко. Сделаешь несколько шагов от веранды и — уже на круче. Посмотришь вниз, а там — галька и веселые волны плещутся.
Дедушка садится на камень; большие босые ноги повисают над морем. Он курит трубку, глядя в темноту, туда, где дышит море и подмигивают друг другу красные и зеленые огни пароходов. В небе мерцают звезды. Чудесно в такое время у моря — прохладно, тихо.