Брайтнер докурил сигарету, сделал паузу и снова изучающе посмотрел в глаза:
— Вы не находите, что мы с вами уже встречались? Я имею в виду не вчерашние трагические события.
Еще немного — и Пауль сам бы задал такой вопрос.
— Помню, — негромко произнес он. — Вы ведь тоже выпускник Мюнхенского технического университета?
Он, конечно, помнил: университет не раз посещали выпускники прошлых лет. Среди них был Брайтнер, а однажды и сам Гиммлер.
— Прекрасно, у вас хорошая память! — подытожил Брайтнер и тут же высказал самое главное: — Я предлагаю вам работать в моем отделе. Только это скорее не предложение, а приказ! Англия и Франция объявили нам войну, поэтому сейчас для нас, немцев, время уговоров и предложений прошло; настало время приказов и их выполнений. Кстати, как у вас дела с иностранными языками?
— С французским хорошо, с английским хуже.
— Их знание придется дополнить изучением еще кое-каких языков.
…Вступив в ряды СД, получив звание унтершарфюрера, Пауль Ройтман был направлен на три месяца в специальную школу под Гамбургом. Он ожидал, что одним из "кое-каких" языков будет русский. Так и произошло: русский пришлось поизучать, но упор был сделан на изучение… шведского, который давался намного легче, чем русский. "Зачем шведский?" — задавал себе вопрос Пауль. Но ответ получил сразу после окончания школы. Его внедрили в окружение главы известной шведской компании Франца Отмана.
— Имейте в виду, — инструктировал его Брайтнер перед отправкой в Стокгольм, — компания "Отман и Стоун" занимается поставками железной руды в Германию. Для. Германии, у которой нет своей руды, это вопрос жизни и смерти. Но Отманом и его компанией могут интересоваться англичане и русские. С англичанами проще: они пытаются контролировать путь руды по Северному морю из норвежского порта Нарвик. На Балтике англичан нет, и суда с рудой благополучно следуют в германские порты. Но здесь могут появиться русские и проявить интерес к Отману и его компании. Поэтому за Отманом надо пристально следить, тем более, что он выходец из России. В случае, если начнется война с Советами… да-да, я не оговорился, война рано или поздно будет… русские обязательно попытаются перекрыть канал поставки руды.
Внедрение прошло успешно. Пауль Ройтман стал Гуннаром Неслундом — шведом с немецкими корнями. Неслунд-Ройтман, как помощник главы компании, неотступно следил за своим шефом. И все же с началом войны с Советской Россией появились факты, говорящие, что Отман вошел в контакт с советской разведкой. В дальнейшем Отмана пришлось убрать, и компанию, поставлявшую руду в Германию, стали контролировать немцы.
После у него, у Пауля Ройтмана, была работа в разведшколе, служба в охране ракет ФАУ, трагедия с той самой французской деревушкой, из-за которой он "загремел" на 8 лет, и, наконец, охрана "Морского чёрта".
…Пауль Ройтман оторвался от воспоминаний, взял в руки лейку, набрал воды из крана. Что ему осталось в жизни? Воспоминания, да поливка цветов… Тоска…
В это время заскрежетали тюремные ворота, и во двор въехал автомобиль. Ройтман следил за его передвижением и вдруг поймал себя на мысли, что если приехал тот самый американец, агитировавший работать на их разведку, то сейчас, когда все осточертело, он, Пауль Ройтман, ответит утвердительно. Но из машины вышел совсем другой человек.
— Для такого заведения, как тюрьма, вы неплохо выглядите, — Брайтнер первым подал руку и улыбнулся.
Они медленно пошли по садовой дорожке, усыпанной мелким гравием.
— Относительно вас могу сказать тоже самое, — Ройтман тоже сделал попытку улыбнуться, но у него не поучилось. — Только тюрьма, наверное, здесь непричем.
— Ошибаетесь, дорогой Пауль, еще как причем. Довелось мне побывать в шкуре узника тюрьмы Шпандау. Разве можно было оставить на свободе группенфюрера СС? Три года назад вышел. Слежу за собой: регулярно плаваю, делаю утреннюю зарядку.
— И активно работаете?
— О, да от вас ничего не скроешь. Конечно же, работаю, тружусь на благо Германии.
Брайтнер остановился и изучающе посмотрел Ройтману в глаза, как когда-то делал много лет назад:
— А вы не желаете поработать на благо Германии?
Ройтман почувствовал волнение:
— А от Германии что-то осталось?
— Ну, ну… зачем так говорить. Вас в каком году арестовали?
— В одна тысяча девятьсот пятьдесят втором.