— Вот ты доберись сперва, провидец. — На Якоба и взглянуть-то страшно было — до того закаменел лицом от внезапно осознанной беды.
Йост стремительно пробежал в корму. Причём так ловко, что никого не задел, а вельбот даже не пошатнулся от рассчитанных прыжков его массивной туши. По пути он и гарпун успел на дне пристроить. Подскочив к коку, бесцеремонно подвинул того на банке и схватил весло.
— Навались, ребятки! Второй раз они точно не промажут. Берись дружней! И р-раз!..
На деле вышел полный разнобой: половина гребцов, в том числе и Виллем, попытались рвануть вперёд, в то время как правильно истолковавшие смысл Йостовых речей — назад.
— Эй, куда намылились, гарпун вам в задницу?! — заорал Йост, из бледного мгновенно становясь бордовым.
— Куда, куда?! Да уж не в Гренландию обратно — на буйс!
— Да вы что, с ума посходили?! Прикиньте расстояние! Они ж двадцать раз успеют по нам долбануть. Напомнить, в качестве кого мы проклятого ландскнехта нанимали? Он сейчас поди волосы от досады рвёт, что с первого выстрела нас не утопил! Вы как знаете, а я с гарпуном против пушки не попру — лучше уж вон сразу за борт утопиться. Я бы на его месте вообще пушку отложил и расстрелял нас из ружья, не торопясь, как голубей на привязи. Посему, кто ещё пожить надеется, — взялись дружненько, и от «Ноя», от «Ноя» прочь!..
— Эй, вы, в вельботе! Слышите меня?! Так знайте, что с вами говорит единственный и законный капитан буйса «Ной»! Капитан Михель из чистого великодушия разрешает вам убраться отсюда в любую гавань! Но если вы ещё раз приблизитесь на дистанцию прямого выстрела — не обессудьте! Отправлю на дно!
Все уже и так поняли, что к чему, но прямое подтверждение было сродни рухнувшему на голову небу.
— Это конец, — дрожащими губами подвёл черту Гильом и заплакал навзрыд.
— Давай, ребята, — голос гарпунёра прерывался от волнения, в нём тоже отчётливо слышались слёзы, — осаживай, осаживай назад!
— Сволочь, сволочь, сволочь! — вскочил со своей банки Виллем, потрясая кулаками. И ещё много чего выдал старый китобой равнодушному небу.
— Слушай, Йост. — Корнелиусу было хуже всего. Другие хоть гребли, работой забивая отчаяние, он же полностью остался во власти своих дум. — Надо было у этих разбойников хоть провизии чуток выпросить. Воды пару бочонков, рому опять же, для сугрева. Я ж до костей промок.
— И зачем это? — мрачно бросил Йост, не прекращая гребли. — Растянуть агонию?! А насчёт сугрева — на-ка вот, погреби. Разом взопреешь.
— А что же Адриан? — всполошился Томас, вспомнив о шкипере. — Он-то где? Как допустил?
— Рыб, судя по всему, кормит наш добрый шкипер, — Йост как бы взялся отвечать на все вопросы. — Обманули его, стало быть.
— Питер, сволочь, пьянчужка! Ты же вчера осматривал ландскнехта и божился, что он три дня, не меньше, будет в лёжку, а он вон, полюбуйся, — козлом скачет! — Виллем готов был с веслом броситься на Питера.
Но Питер был уже не тот — трезв и суров.
— Хочешь убить — убей, — мрачно заявил он и даже голову наклонил, словно указывая, куда лучше хряснуть веслом. — Если считаешь, что я всему виной. Но не тешь дьявола своими поступками, не богохульствуй. Мы все в одной лодке.
— Виллем, прекращай свару, — мрачно бросил Йост. — Да и грести бросайте. Довольно уже отошли.
— Да, тебе хорошо! И всем вам! Вы-то пожили! Пожили! А я?! И чего вы его всё время жалели, ведь сто раз можно было убить! — Истерика Томаса была страшна тем, что могла послужить сигналом всем прочим.
— Так ты до сих пор уверен, что спексиндера именно медведь задрал? — Йост изрядно поднаторел в тушении пожаров.
Томас замолк на полуслове и обиженно заморгал так, что слезинки, застрявшие на ресницах, полетели во все стороны.
Однако и Йост не из железа выкован: голос его дрожал, ровно слёзы внутри разъедали глотку:
— Пока мы жили, работали — подросли волки. Мы так стремились прожить эти 12 лет[127], словно жизнь на этом кончается. Разве ж мы кого ненавидели? Даже к зверям морским относились как к тварям Божьим, дающим нам пропитание. А я его ещё усовестить хотел, уговорить. Нет, не действуют слова на подобных людишек. Никогда бы не подумал, что буду жалеть о том, что умею убивать только китов. И по руке я его тогда вполсилы стукнул. Да если бы я захотел, он бы давно уже на дне морском гостил, да без рук. Я ж в жизни никого не убил! И в море-то ушёл, чтобы удалиться на край света от всей этой резни клятой. Что ж такое случилось, что уже и в безбрежном Океаническом море[128] стало не продохнуть от вояк этих?..