— Я не думаю, — сказал старик, — чтоб ты мог доплыть до берега. Ты двумя часами торопился отправиться с судна и потому должен был встретить сильный отлив, идущий с гавани, так, что если б в состоянии был держаться на воде, то, наверное, не миновать бы тебе Суверсов.
Покуда старик греб и разговаривал, я отряхивался и одевался, не делая ему никакого возражения, а попросил только высадить меня на ближайшее место к Соут-Си-Битч, что он и исполнил. Я дал ему гинею и, не оглядываясь, побежал в укрепление, а оттуда, по улице Понстрит, в гостиницу «Звезды и Подвязки», где Евгения встретила мне с большим присутствием духа, называя при всех «своим любезным супругом». Мокрое платье обратило ее внимание. Я рассказал ей, на что решился для свидания с нею. Он трепетала от ужаса, а у меня зубы стучали от холода. Славный огонь, горячий и далеко не слабый, стакан пунша вместе с ее слезами, улыбками и ласками, скоро подкрепили меня. Читатель, без сомнения, припомнит менее приятное средство, предпринятое со мною, когда я топил учительского помощника, и которое я сам советовал в подобных случаях, испытавши хорошие его последствия. Без сомнения, я заслуживал его в этом случае гораздо более, нежели в первом.
Так сладостно показалось мне это воровское свидание, что я клялся в готовности подвергнуть себя той же самой опасности и на следующую ночь. Разговор наш обратился на будущие наши планы, и так как время свидания было непродолжительно, мы имели много кой о чем поговорить между собой.
— Франк, — сказала бедная девушка, — прежде, нежели мы опять увидимся, я, вероятно, буду уже матерью; и эта одна надежда услаждает мученья разлуки. Ежели ты не будешь со мной, я, по крайней мере, буду благословена твоим образом. Небо наградит меня мальчиком, чтобы он мог идти по следам своего отца, а не девочкой, чтоб испытать бедствия, подобно матери. Ты, мой несравненный Франк, идешь на дальнюю и опасную службу; опасности эти вдесятеро увеличиваются природной пылкостью твоего характера; мы можем никогда не увидеться или если и увидимся, то чрез весьма долгое время. Я всегда была и буду верна тебе до смерти; но не хочу и не требую такого же ручательства с твоей стороны. Другие события, новые лица, юношеские страсти соединятся, чтоб исторгнуть меня из твоей памяти, и когда ты достигнешь возмужалого возраста и высшего звания во флоте, соответственного твоим достоинствам и связям, ты женишься в твоей сфере общества; обо всем этом я уже подумала, как о событиях, которые должны случиться. Я не могу обладать тобою, — но не выбрасывай, не выбрасывай меня из твоей памяти. Я никогда не стану завидовать, когда узнаю, что ты счастлив и еще любишь свою несчастную Евгению. Дитя твое не будет беспокоить тебя, покуда не достигнет возраста, в котором надо доставить ему дорогу в свете. Я знаю, ради его матери ты не оставишь его. Сердце мое отягчено горестью, но ты не должен порицать меня; впрочем, если бы ты и стал порицать, я все-таки не перестану испрашивать на тебя благословение Всевышнего и в последние минуты моей жизни. — Тут она начала горько плакать.
Я употреблял все средства для успокоения и ободрения этой обворожительной и необыкновенной девушки; не забывал ни клятв, ни обещаний, которые в то время совершенно готов был исполнить. Я обещал ей, что мы скоро увидимся.
— Да будет воля Божия, что бы ни случилось, — сказала она. — Теперь, дорогой мой Франк, прощай; никогда впредь не подвергай для меня опасности свою жизнь, как сделал ты это прошедшую ночь. Я была счастлива, побыв с тобой, и даже с перспективой бедствий, лежащей передо мной, не могу забыть прошедшего.
Я нежно обнял ее, ушел от нее и велел перевозчику везти себя на фрегат в Спитгед. Старший лейтенант был наверху, когда я взошел на борт.
— Мне кажется, что мы палили по вас вчера вечером, — сказал он мне, смеясь.
— Крайняя надобность требовала присутствия моего на берегу, — отвечал я ему. — Иначе я не решился бы на такой необыкновенный способ переправы.
— О, ежели бы вы сказали мне только намерение выше плыть на берег, — сказал лейтенант, — я с большим удовольствием не стал бы мешать вам. Я счел вас за новобранца и велел часовому палить по вас.
«Новобранцам это, вероятно, будет лестно узнать» — подумал я.
— Не правда ли, было дьявольски холодно? — продолжал лейтенант с прежнею веселостью, которую я поддерживал своими ответами.
— Очень холодно, — отвечал я.
— А как вы нашли — часовые палили хорошо?
— Да, очень хорошо; им надобно бы было только иметь лучшую цель.
— Я понимаю вас, — сказал лейтенант, — но ведь вы не выслужили еще своего термина, и вакансия эта не пригодилась бы вам. Я должен буду доложить о происшествии капитану, хотя не думаю, чтоб он обратил на него какое-нибудь внимание. Он слишком любит предприимчивость, чтоб взыскивать за нее других. Кроме того, женщина есть предмет, всегда служащий оправданием. Но мы надеемся скоро показать вам лучшую штуку.
Через несколько времени капитан прибыл на фрегат и не обратил внимания на мою отлучку без позволения; взглянув на меня, он сделал некоторые замечания, бывшие в мою пользу, как я узнал после. Вскоре потом мы отправились и в короткое время прибыли на Бискайский залив. Британский флот стоял на якоре недалеко от французских кораблей, лежавших в линии, у острова Э. Фрегат, на котором я был, принимал деятельное участие в происходившей работе, и большая часть из нас, служивших на нем, видели больше, нежели сколько хотели бы.