И над всем этим миром цветов, лоз, деревьев, царили пчёлы. Они жужжали, сновали от цветка к цветку, от дерева к дереву, от лозы к лозе. И всё, что цвело вокруг, нуждалось в любви. Нуждалось во внимании, нуждалось в опылении своих тычинок!
И Пчела, и Трутень, Каждую весну дарили всему живому в саду эту любовь.
А Сад, Сад дарил им нектар. Как благодарность за столь трудолюбивое, заботливое, и нежное внимание.
– Ж-ж-ж, – жужжала деловито Пчела. И, не обращая внимания ни на что, трудилась с утра до вечера. Она опыляла цветы, разносила по саду пыльцу, собирала нектар.
– Ж-ж-ж, – жужжал вместе с ней трутень. Он тоже трудился. Особенно в начале весны. Но потом, он как-то всё меньше и меньше думал о нектаре, о мёде для своих деток. Но зато, всё громче и громче жужжал.
– Ж-ж-ж, – не унимался он. – Смотрите, смотрите все, как я умею жужжать. Какой я умный, какой я красивый. Как я люблю свою пчёлку. А пчела всё трудилась и трудилась. Весь зад был опылён её трудолюбивыми лапками. И вскоре, к середине лета, столько плодов появилось вокруг.
Ярко алые черешни, тяжёлыми пачками свисали с раскидистых молодых веток дерева.
Яблоки улыбались красными боками, прижимая к земле раскидистые плодовые ветки.
Сливы наливались тёмно-синим соком, таким сладким, и таким неповторимым на вкус. И весь сад шептал: «Спасибо, спасибо, спасибо пчёлка за твою любовь, за то, что ты так вовремя опылила наши лепестки и тычинки!
А трутень, всё жужжал и жужжал: «Ах, какой я красивый! Ах! Как я умею жужжать! Ах, какие у меня мощные и красивые крылья.
Шло лето. И всё это видел и слышал Мальчик. И как было жаль, что никто не верил, что весь Сад – живой. И никто не слышал этих удивительных разговоров и сцен.
Незаметно пролетело лето. И вот настала осень. По утрам стало уже не так тепло и ласково, как было прежде. И тучи, тёмные и дождевые всё чаще приходили с Севера. И холодные ветры, дули порой целые недели напролёт. Мальчик пошёл в школу. И всё же, когда выдавалось время, он также ложился в гамак, и всё так же прислушивался. И как же всё изменилось вокруг.
Розы всё ещё цвели, но что это? Мальчик услышал жалобный голос.
– Милый, милый зелёный Жук! Но почему же ты так жесток! Зачем ты выедаешь мои лепестки изнутри? Мне же больно… Мне больно… Больно.
А жук жужжал в ответ:
– Ну как же-ж-ж-ж-е мне не выедать твои лепестки! Я же-ж-ж-е голодный. А лепестки твои такие ж-ж-ж-жёлтые. Такие ж-ж-ж-желанные! Такие ж-ж-ж-жасминные!
Жасминные!? – От возмущения, роза задрожала всеми своими лепестками. – Ну и лети к своим жасминам! Изменщик! – Уже не шептала, а кричала роза.
– Ну, и улеч-ч-ч-чуууу!!
Жук Зелёный, Изумрудный, Перламутрово-сверкающий, вылетел из розы, и, надсадно жужжа, улетел в тёмную глубину сада. И тут же, лепестки розы пожухли, и стали падать вниз. Один за другим. И каждый новый порыв ветра срывал их всё больше и больше. А Жук всё летал от розы к розе. Но опытные красавицы тут же закрывали свои лепестки. Они уже знали его нрав – выедать изнутри самые сочные побеги.
Так он и летал целый день. А когда стемнело, он стал натыкаться на ветки. И вот, наконец, налетел на острый шип самого старого, и самого колючего шиповника. И он упал, и уже не мог взлететь. От ночного холода, он забился в какую-то щель. Да так и затих. И стал не изумрудным, а коричнево-серым.
А Детки Лозы Чёрного Доктора так высоко выросли, стали так сильны, что доставали до самой высокой опушки самой высокой абрикосы! Но что это?
Мальчик прислушался, и вдруг увидел: «…Мама… мамочка. Мама, отпусти нас, расплети свои цепкие пальцы, не пережимай нам наши веточки. Нам так больно, и так трудно дышать».
– Нет! Нет! – Отвечала Лоза. – Разве могу я отпустить вас, таких моих любимых, таких моих ещё глупых! Да вы же сразу сломаетесь! И как я тогда буду жить без вас?!
– Но мы уже такие большие! – Отвечали хором молодые побеги. – Мама! Расплети свои пальчики! Ты так туго переплела наши ветки. Мы даже не можем брать сок из земли! Отпусти! Мы тебя просим, просим, просим… Мы уже так цепко держимся за друзей, за камни, за стены дома, Отпусти!
– Нет! Нет! Нет! – Отвечала Лоза. Я вас так люблю… Так люблю…
У Мальчика даже слёзы выступили из глаз. Он видел, как набухли веточки в тех местах, где Лоза, оплела их мёртвой хваткой своими огрубевшими за лето усами.
А трутни! Они уже даже не жужжали как прежде. Видно было, что пчёлы выгнали их из улья за лень и за бахвальство. Они тихо сидели на листьях разных осенних цветов и грелись в последних лучах уходящего лета. И не перед кем уже было жужжать и хвастаться! Ибо Мудрые и трудолюбивые пчёлы уже спрятались в свои надёжные и тёплые ульи. Но весь сад всё ещё с теплом вспоминал о той мудрой любви, что подарили ему пчёлы.